Доктор Елизов
Очень бы не хотелось, чтобы он нервничал по этому поводу, а так скорее всего и будет, ибо для него сейчас самое главное – отдать наше учреждение в мои руки. С его точки зрения, это будет гарантией от разных поползновений разрушить так тщательно создаваемый всеми нами уклад. Увы, как я уже думал, досрочная выписка, пусть даже и с такой формулировкой, которую я приказал написать, возможно, явится для чиновников Облздрава причиной, по которой ими может быть инициирована замена руководства нашей больницы. Я это отлично понимаю, но давать спуску хамам не в моих привычках.
…В четверг мы с Ванькой опять в нашей «однушке». Братишка приехал чуть раньше, чтобы сделать ужин, и сегодня у нас снова будет праздник живота. Кроме того, он привёз с собой несколько книг и собирается искать там необходимую информацию для очередного дополнения к своему диссертационному докладу. Похоже, он собирается ночью выселить меня из кухни, чтобы этим озадачиться. Что ж, придётся мне писать свою статью, сидя в комнате, где мы не курим, а это значит – в дискомфорте.
– Сашка, я знаю о твоём разговоре с Еленой Михайловной, – за ужином сообщает братишка. – И знаю, что она обеспокоилась твоим резким шагом. Я имею в виду выписку Шевцова.
– У тебя есть другие предложения? Ну что с ним надо было делать?
Ванька сначала молча ковыряет вилкой приготовленное им мясо, которым я реально наслаждаюсь, а потом поднимает на меня взгляд:
– Может, надо было заново поставить ему позвонки на место и продолжить терапию?
– Ну конечно! А потом он с утра снова поотжимается от пола, и всё надо будет начинать сначала, и так много‑много раз. Так?
– Увы… Может, тебе следовало наложить гипнотический запрет на такие его упражнения? Для его же блага!
– Я, Ванюха, убеждён, каждый из нас должен иметь возможность выбора. Считаю, с Шевцовым не тот случай, когда мы, врачи, должны что‑то решать за пациента. Нет опасности для его жизни!
– Мне нечего тебе возразить, – бурчит братишка, – только мне кажется, ты дал в руки чиновников необходимый им козырь.
– А ты не думаешь, что именно этот козырь сыграет уже в моих руках? – усмехаясь, не подумав, брякаю я и удивлённо осекаюсь.
Ох… Очень часто, когда я что‑то выпаливаю, потом оказывается, так оно и получается. Неужели и сейчас я предсказал некие, пока мне неизвестные события? Надо быть очень аккуратным в своих поступках и не пропустить момент, дающий возможность своим ответом на какое‑то действие развернуть ситуацию в нашу пользу.
– Что‑то ты замолчал, – заметив паузу в моих словах, фиксирует своё наблюдение Ванька. – Думаешь, снова неожиданно предсказал будущее?
Да… Братишка знает меня как свои пять пальцев…
– Не знаю… Время покажет, – недовольно бурчу я уже ставшую традиционной в таких случаях фразу.
Часть 2
Бесовщина
Ванька только что защитился!
Накануне мы устроили ему предзащиту прямо в больнице в кабинете Главного. Присутствовали «остепенённые» сотрудники, то есть мы с Кириллом Сергеевичем, Алёшин, ещё один хирург Новиков, год назад завершивший такой же путь под руководством профессора Шахлатого, и заведующий кардиологией Смородин. На этом импровизированном местном учёном совете наш соискатель бодро, ни разу не заглянув в текст, изложил нам всю свою работу, а потом ещё весьма обстоятельно ответил на заранее подготовленные каверзные вопросы. Это порадовало и вселило уверенность в сегодняшнем успехе.
И вот наконец оглашён вердикт. Господи, как же я счастлив! Выйдя в коридор, обнимаю братишку.
– Ты – молодец! Ты сделал это! – повторяю я, не зная, что сказать ещё.
Сотрудники Медицинского университета из тех, кто давно и очень хорошо нас знает, искренне болевшие за исход защиты, Ваньку у меня забирают, и начинаются поздравления, рукопожатия и даже объятия.
– Это спасибо моему научному руководителю доктору Елизову, – улыбаясь, бормочет он. – Три года с меня не слезал с этой диссертацией!
– И правильно делал! – слышу я голос профессора Воронова, многолетнего заведующего неврологическим отделением университетской клиники.
– Юрий Степанович, и вам, конечно, огромное спасибо, – почему‑то смущаясь, произносит братишка. – Ваши консультации – это очень значимая часть моей диссертации, – и даже сегодня не может не подпустить ехидства: – Сашу порой что‑нибудь спросишь, а он то слишком занят, то ворчит, мол, сам должен знать.
– Да… Александр Николаевич у нас человек строгий, – смеётся Воронов.
– Ну всё, товарищи! Идёмте же отметим наконец это замечательное событие! – слышатся голоса самых нетерпеливых сочувствующих.
Понятно. Сейчас бедному Ваньке предстоит неслабая пьянка.
– Ванюха, ты смотри, не сильно сегодня надирайся, – тихонько предупреждаю я, отведя его в сторону.
– Не волнуйся. Ты же знаешь, я только с тобой могу себе позволить расслабиться. Сам не в восторге от необходимости пить и очень тебе завидую. Хорошо ты отбоярился со своей сегодняшней лекцией!
Я заранее предупредил о своём неучастии в традиционном банкете, являющемся неотъемлемой частью любой защиты, поскольку читаю лекцию своему первому курсу. Мне даже посочувствовали.
– Я вообще‑то собираюсь тебя с этой пьянки забрать и отвезти домой, – предупреждаю строго. – Как закончу со студентами, сразу позвоню, чтобы ты шёл к машине.
– Вот и отлично! Я постараюсь там отметиться чисто символически.
– Боюсь, это может не получиться, – и вздыхаю, хорошо представляя, как проходят такие мероприятия.
Студенты – народ, как правило, неплохо знающий о событиях, происходящих в университете, и перед лекцией я получаю пару вопросов о том, как защитился мой брат. С удовольствием отвечаю, что всё прошло хорошо. Мне всегда очень приятны Ванькины успехи, и каждый раз я чувствую гордость за него и радость, будто это мои собственные достижения.
Закончив с лекцией, на выходе из аудитории звоню братишке.
– Ну ты как? Готов ехать?
– Конечно! Жди меня в машине, – бодро рапортует он и даёт отбой.
Сидя в своём Audi‑Q5, рассеянно слушаю по радио новостную программу и поглядываю в зеркала, чтобы увидеть подходящего Ваньку. Просто хочется убедиться, что он, хоть и выпивши, но пьян не сильно.
Вон идёт! Похоже, всё нормально. Нарушений в координации движений я не наблюдаю.
– А вот и я! – братишка бодро садится на правое сиденье. – Как видишь, всё в порядке. Напрасно ты за меня боялся.