Дом лжи
Когда нажимаю на кнопку «ответ», то вижу на экране только старшую, Марию. Даже зернистость изображения не мешает мне разглядеть, что мордашка у нее несчастная. Еще бы – у кого, кроме тринадцатилетнего подростка, лицо может быть более пасмурным, чем погода?
– Привет, тыковка, – говорю я и закрываю дверь кабинета, чтобы не шептать.
– Случилось, – траурным голосом объявляет она.
Что случилось?.. А, понятно.
– О’кей. О’кей, все хорошо. Мы же знали, что это скоро будет, так?
Она кивает, а сама куксится еще больше.
– Все в порядке, Мария, это же нормально, абсолютно нормально. Ты с прокладкой?
Она кивает головой, слезы капают. Первые месячные в жизни – дело пугающее, особенно когда рядом нет мамы, зато есть перспектива, что теперь это будет происходить снова и снова, – то еще удовольствие.
– Отлично! Так, теперь слушай – ты папе сказала?
– Нет! – выпаливает она.
– Ну как же, детка, ты не можешь скрывать это от своего папы; он ведь знает, что это когда‑нибудь начнется.
Да, ее отец и мой бывший зять Адам знает, что у несовершеннолетних девочек бывают месячные, хотя мужчины слабо разбираются в женской анатомии.
– Когда… когда ты приедешь? – выдавливает она сквозь слезы.
– В выходные обязательно, о’кей? В пятницу вечером приеду и останусь на весь уикенд.
– О’кей, – хлюпает она. – А когда ты совсем приедешь?
Ах, вот оно что…
– В ноябре, – отвечаю я. – Помнишь, я тебе говорила…
– Но до ноября еще два месяца!
Я беру паузу. Да, действительно, целых два месяца, хотя мне кажется, что он настанет вот‑вот.
– Мария, детка, я приеду к тебе в любой день между ноябрем и сегодня, только позови. В конце этой недели приеду. На весь уикенд. И мы пойдем пить молочные коктейли в то место, которое ты любишь.
– К Бартону.
– К Бартону. Будет весело. И ноябрь, – добавляю я, – наступит очень быстро, ты и оглянуться не успеешь.
* * *
Закончив разговор, я крадусь по коридору к двери спальни, проверить, как там Саймон. Он мирно спит и видит хмельные сны о большом жюри и декане юридической школы.
В ноябре я от него уйду, это точно. Так будет лучше для всех – для меня, для самого Саймона, да и для девочек, моих племяшек, тоже – я нужна им рядом. Но я не могу бросить Саймона вот так, когда его будущее в юридической школе висит на волоске.
Потому что дело обстоит именно так. Если Саймон намерен и дальше позволять декану шантажировать его прошлым, то лучше ему собрать вещи и уйти прямо сейчас. Но это его убьет. Конечно, преподавать можно где угодно, но он любит Чикаго, любит свою школу…
И тогда у него навсегда останется такое выражение лица, как сегодня. Выражение человека, который потерпел поражение и смирился.
Нет. Я этого не позволю. И нечего спрашивать разрешения Саймона.
Я сама займусь этим деканом.
Я берусь за телефон и набираю номер Рэмбо.
– Мисс Вики! – раздается в трубке знакомый голос. – Опять не спится?
– Мне снова нужны твои услуги, – говорю я. – Когда мы сможем встретиться?
20. Саймон
Нет, я не зациклен на Митчеле Китчензе. Просто вспоминаю о нем иногда.
Конечно, прежде всего из‑за той клички, «Мини‑Мы». Ведь он всегда дразнил меня прилюдно, специально выбирая для этого и место, и время. Например, утром, когда я выходил из школьного автобуса. Или в холле, где вечно полно народу. А иногда специально выискивал меня на школьной ассамблее[1], именно чтобы подразнить. Даже присутствие моей матери его не смутило… Однажды во время занятий мне стало плохо, и ее вызвали в школу, чтобы она забрала меня домой. Из кабинета директора мы шли через спортзал, где Митчел и другие борцы разминались на матах (наш физрук был тренером по борьбе, поэтому на его уроках борцы занимались в одном зале со всеми, просто у них была своя тренировка, вдобавок к вечерней).
Короче, мы с мамой шли через спортзал, и вдруг Митчел как заорет: «Эй! Это же Мини‑Мы! Привет, Мини‑Мы!» Я молчал, но знал, что будет дальше: он будет орать во все горло, пока я не повернусь и не отвечу, то есть признаю, что это моя кличка. Страшное унижение. Я понадеялся, что раз рядом моя мать, то он скоро уймется, но не тут‑то было.
Мама остановилась так внезапно, как будто наткнулась на стену, и повернулась к Митчелу. Молча. Я не видел ее выражение лица, но могу представить. Зная свою мать, ее быстрый ум и острый язык, я не сомневаюсь, что она была готова отбрить тупого неандертальца Китченза так, чтобы над ним еще долго ржала вся школа. Но она лишь посмотрела на него молча, и мы пошли дальше.
Мама не расспрашивала меня об этом, ни когда мы вышли из школы, ни когда приехали домой. Понимала, как это унизительно для меня, ждала, что я заговорю сам. Но я не заговорил.
Увы, Китченз не ограничился только кличкой. Кличка – это еще полбеды. Дело обстояло гораздо хуже.
А вот это уже совсем неприятно вспоминать. Хорошо, что я не зацикливаюсь на прошлом…
* * *
Аншу как раз входит в свой кабинет по соседству с моим – вернее, вставляет ключ в замочную скважину, когда я прохожу мимо, направляясь на восьмичасовую пару.
– Профессор Биндра… Не рановато, а?
– Заседания, заседания и еще раз заседания, – откликается он. – Привилегия профессорской должности! Так что давай, подавай заявку, пока еще не поздно.
– Даже не начинай.
[1] Ежегодное имиджевое событие, торжественная церемония награждения учащихся, подводящая итог учебным достижениям каждого ребенка по результатам учебного года.
