Другие слёзы. Сказка для детей, но не только…
Мальчик не раз подходил к калитке, ведущей туда, куда они ходили только с папой. Гигантские деревья поскрипывали, шелестели, навевая тревогу. Становилось страшновато, но лесные птицы перебивали заунывную скрипучую сказку деревьев звонкими веселыми песнями, как бы зазывая Мишу: «Не бойся! Здесь так прекрасно!»
«С папой другое дело, с папой не страшно, а весело», – вздыхал Михаил, отходил от манящей калитки и шел кататься на велосипеде.
Но сейчас, казалось, он готов пойти и всё разузнать даже ночью. Изнутри поднималась решимость непременно увидеть своими глазами, что же там произошло. Почему раскачивались деревья в разные стороны, почему в лесу стояло радужное сияние, а на озере оно было рассыпано осколками?
Нужно только дождаться, пока мама уснет…
Но мама не спала еще очень долго, за окном стало темно, и Миша решил, что отправится в путь с первыми лучами солнца. Он улегся в свою уютную кроватку‑машинку и сладко уснул.
* * *
Еще догорала последняя звездочка на небе, а по росистой траве уже бежал девятилетний мальчик в манящую его лесную загадку.
Всё вокруг трепетало в предвкушении нового дня, оживало и поднимало свои взоры в небеса. Даже ручей, казалось, запел новую песню, вторя ликующим птицам. Он резвился, искрился, играя с проникшим к нему первым лучом солнца, и смеялся, смеялся, смеялся…
А Миша слушал его удаляющийся смех, и от этого на душе становилось светло и радостно, забывались надоедливые страхи, сомнения, не мешала даже мокрая от росы одежда.
Куда шел этот решительный ребенок, он и сам не знал, а только чувствовал: это должно быть где‑то здесь, недалеко, среди этих ветвистых елей.
Его ноги в летних сандаликах начали погружаться в неприятную жидкую грязь, кустарники всё плотнее прижимались друг к другу, стараясь преградить путь маленькому путешественнику.
«Эх! Надо было взять с собой меч, – думал Михаил. – Он хоть и пластмассовый, но с ним я бы легко расправился с этими врединами!» А кустарники словно услышали мысли мальчика и начали хватать его то за волосы, то за одежду. Казалось, они шипят по‑змеиному: «С‑с‑стой! Куда идеш‑ш‑шь?»
Миша отталкивал надоедливые ветви и настойчиво продвигался вперед. Ноги не слушались, цеплялись за трухлявые пни и коряги, сандалики время от времени громко чмокали, отрываясь от черной жижи. Мальчик уже начал выбиваться из сил, но вот увидел, как впереди на пригорке из мха что‑то светится. Он ускорил шаг, не замечая плетей, хлеставших его по лицу.
«Вот же оно! Что это?! Звезда с неба?! Алмаз?!» – роем закружились догадки в голове.
И вдруг ноги Михаила ухнули куда‑то вниз, и он оказался по пояс погружен в отвратительную болотную грязь.
«Мама!» – вырвалось из груди и полетело птицей в вышину.
Слышно было, как где‑то далеко мама зовет сына. Голос ее дрожал от волнения, Миша почувствовал это, и ему стало стыдно. Вот донеслось, как кричат сестры и старший брат. Мальчик уже набрал воздух в легкие, чтобы позвать на помощь, но откуда‑то слева всё тот же шипящий голос прошептал:
– Они будут с‑с‑с‑смеяться над тобой… Ты весь‑сь‑сь в грязи. Лучше обойти с‑с‑с‑северной с‑с‑стороной и незаметно проникнуть в дом…
– А как же звездочка?! – спросил Михаил.
– Тебя будут ругать! С‑с‑с… – вдруг как‑то особо засуетился шипящий голос.
– Я позову их.
– Ни в коем с‑с‑случае! Иди с‑с‑сам. Ты с‑с‑сам с‑с‑справишь‑шь‑шьс‑с‑ся!
– Мама волнуется.
– Тебя будут ругать! С‑с‑смеяться будут!
– Ладно, я незаметно прокрадусь домой, переоденусь, пока тут ищут меня, а потом сделаю вид, будто никуда не уходил. И чего это они шум подняли?
– Молодец‑с‑с‑с! С‑с‑с‑северной с‑с‑стороной, с‑с‑северной…
Голос стал кружить вокруг Михаила, словно невидимая гигантская змея обвивала его своим мощным страшным телом. Мальчик попытался высвободиться из грязи, но понял, что он уже не в состоянии двигаться. А в голове слышалось: «С‑с‑с‑северной с‑с‑стороной, с‑с‑северной…»
«А как же мама? – вновь промелькнула мысль. – Она, наверное, плачет!» И сердце Миши больно сжалось от того, что воображение нарисовало плачущую маму.
«Мама! – громко крикнул мальчик. – Мама! Мама!» – отчаянно стал взывать он.
Вдруг змеиная хватка разжалась, повеяло чудесным ароматом, и чьи‑то сильные руки подхватили Михаила за подмышки, вытащили из трясины и подняли высоко над деревьями. Слепящий свет заставил зажмуриться. Мальчик от неожиданности и накатившего волнения задержал дыхание, но ему совсем не было страшно. Кто‑то светлый, такой знакомый и близкий понес его на руках, бережно опустил на сухую лесную поляну и…
Миша открыл глаза и увидел бежавшую к нему маму.
* * *
Кристина молча держала сына в объятьях, и Миша чувствовал, как сильно бьется ее сердце. «Прости меня, мамочка!» – прошептал мальчик. К его горлу подкатился колючий комочек, Миша вновь и вновь сглатывал его, но тот упрямо поднимался и причинял боль. Подбежал всклокоченный Лёша, а следом за ним три сестренки. Все тяжело дышали и взволнованно, но в то же время радостно смотрели на брата.
«Они любят меня, а я…» – подумал Миша и неожиданно громко заплакал. Мама целовала его мокрые от слез глаза и тоже плакала. Она не переставала шептать: «Слава Богу! Слава Богу!» – а старшие дети старались погладить братишку по голове или по плечу, словно всё еще не веря, что это действительно он.
Дома Кристина долго стояла на коленях перед иконами, Миша сидел в теплой ванне, а остальные дети вели себя на удивление тихо.
Весь день прошел в этой тихой задумчивости. Никто не включал мультики, никто не играл на пианино, и даже Лиза с Соней ни с кем не ссорились. Все старались быть рядом с мамой. Вместе готовили обед, накрывали на стол, обедали в непривычном молчании, а потом, расположившись на полу большой гостиной, играли в настольные игры. Никому не хотелось расходиться по своим комнатам, говорили вполголоса, будто в доме кто‑то спал. Все чего‑то ждали.
И только во время ужина Алексей неожиданно спросил:
– Что ты искал в лесу, Миш?
– Не знаю. Там что‑то есть, я видел! Это оно светилось, мама! Ну, помнишь, вчера мы видели какое‑то разноцветное сияние между деревьями, и лес так странно качался?
