Другие слёзы. Сказка для детей, но не только…

– Не нужно кричать, радость моя. Кто находится в поле Самолюбия, никогда не услышит другого.

– Где находится? – вмешались в разговор Миша и Лиза.

– В поле Самолюбия, – повторил старичок. – Это место с высокой травой, откуда вы и пришли ко мне, называется полем Самолюбия. Оно может не впустить на свою территорию человека, ну, а если впустило кого, то ни за что не выпустит, если человек одного духа с ним. Вот вы думали о других, и поле, хоть и помучило вас, всё же выпустило. Не по нраву вы ему. (Дедушка улыбнулся.) А если человек, попав туда, жалеет себя, злится на других, обвиняет их, – вот такой человек для поля Самолюбия хорошая игрушка, и оно будет держать его в капкане, пока не замучает до смерти.

– Как же им помочь? – тихо спросила Кристина.

– Ангелина уже близко, она может услышать, но не крик… – старичок немного помолчал и, ласково улыбнувшись, продолжил: – А голос сердца. Зови ее сердцем, радость моя.

– Но как это? – Кристина с тревогой вглядывалась вглубь зеленой ловушки. Ее сердце отмеряло торопливые шаги в попытках проникнуть за густую завесу: «Где же ты, доченька?»

Она медленно опустилась на колени, вспомнила, как малышка сделала первые шаги. «Иди ко мне, солнышко!» – мама протягивала к девочке руки, и крошка не спеша направлялась в родные объятья.

Не то глядя в теплые воспоминания, не то – в равнодушную траву, Кристина тихо запела старую колыбельную. Эту песенку знали и любили все ее дети. Каждый из них когда‑то сладко засыпал под теплое, ласковое «люли‑люли‑люленьки, прилетели гуленьки».

Миша и Лиза, держа маму за руки, заглядывали в ее грустное лицо. Лунные искорки застревали на ее ресницах и скатывались по щекам крупными каплями слез.

Кристина продолжала петь. Миша подхватил знакомые слова, с надеждой всматриваясь в коварные заросли. Следом к песне присоединилась Лиза. Она тихо всхлипывала, ее голос дрожал, но старался не отставать от мелодии.

«Уходите, заиньки, не мешайте баиньки», – закончилась колыбельная. Голоса поднялись до самой макушки спящего леса и расплылись, растворились в свете луны.

– Смотрите! Смотрите!!! – Миша взволнованно указал пальцем на качающуюся траву.

– Мама! – донеслось оттуда. – Мама!

Между толстыми упругими стеблями, с жаром отталкиваясь от них и словно выныривая из опасной пучины, бежала Лина.

О, счастье! Наконец‑то девочка жадно вслушивается в биение маминого сердца, ловя каждый его удар как истинную ценность. Она вдруг поняла: никакие самые интересные компьютерные игры, самые красивые наряды и даже самые любимые сладости никогда не были ей нужны по‑настоящему, а только мамино тепло, дарящее чувство безопасности.

Мише обычно очень не нравилось, если мама обнимает не его, а других детей. Но сейчас он сочувственно гладил сестренку по голове. В его глазах не было ни ревности, ни обиды, а лишь какая‑то недетская сосредоточенность.

– Надо еще петь! – вдруг решительно сказал он и посмотрел на маму так, как обычно это делал папа в ответственные, важные моменты жизни. «Успокойся! Господь с нами!» – говорил этот взгляд. Мама кивнула, и Михаил снова запел колыбельную.

Лиза, с трудом преодолевая всхлипывания, присоединилась к брату, и детские голоса, подхваченные ветром, полетели над полем Самолюбия.

Ветер сделал большой круг и откуда‑то издалека принес тихий тоненький ответ. Это пела Соня.

Миша и Лиза подошли к самой кромке поля. Они пели и пели, боясь потерять эту слабую ниточку, связывающую с сестрой. А Сонин голос уверенно приближался, и вот наконец девочка вырвалась из цепких зеленых лап, но упала, обо что‑то споткнувшись. Казалось, это неугомонная трава схватила ее за ногу, не желая отпускать из своего плена.

Лиза ринулась помогать сестре, а Миша всё продолжал петь, настойчиво отправляя ноты спасения брату.

– Ну, ты просто Робертино Лоретти какой‑то, – вдруг послышалось справа.

Девочки радостно бросились к Алёше, который начал отбиваться от их объятий с деланым недовольством, пряча счастливую улыбку.

Долгожданное успокоение отняло у Кристины последние силы, хотелось упасть здесь же на месте и проспать до утра. Измученная нежданными приключениями, она перевела уставший, но счастливый взгляд на Мишу, и сердце снова тревожно сжалось. На ее глазах мальчик слабо улыбнулся, обмяк и упал без чувств.

– О Господи! – воскликнула женщина и устремилась к сыну.

Но старичок, про которого все уже забыли, оказался проворней. Он поднял Мишу на руки и сам поднес к встревоженной матери.

– Настоящий воин! – сказал старичок, с умилением глядя на ребенка.

– Всё хорошо! – добавил он, успокаивая Кристину. – Переволновался малец, всего себя отдал, вот и не осталось сил. Идемте скорее в избу.

Мишу уложили на широкую скамью, на которой откуда‑то взялась небольшая подушечка. Казалось, весь этот маленький домик с навесом, всё еще горячая, как ни странно, печка, большой дубовый стол со скамьями – всё светилось неуловимым светом. Нигде не видно ни одного светильника, но темно нисколько не было. Домик точно ждал их.

Дедушка растер Мише руки, ступни, даже уши, и мальчик пришел в себя.

– Где это мы, мама? – спросил он, поднимаясь со скамьи и оглядываясь вокруг. Затем устало уткнулся лбом маме в плечо и прошептал:

– Я думал, мне всё это приснилось.

Старичок присел рядом:

– Сон был там, сынок, в вашей привычной жизни. А это самая явная явь, – он ласково улыбнулся, глаза его излучали тепло и спокойствие. – Поспите, отдохните, вам на завтра сил нужно набраться. У меня постелей нет мягких, но на сеновале, чай, не хуже будет.

 

* * *

 

– Соня, отстань! – сонно пробормотала Лиза, почувствовав, как кто‑то тянет ее за волосы.

– Ме‑е‑е‑е, – услышала она в ответ и быстро подняла голову, испуганно озираясь. Тоненькое веселое «ме‑е» снова повторилось, и сон вспорхнул с детских глаз легкой бабочкой.

Маленькие белые козлята с озорным любопытством разглядывали гостей. Один малыш снова попытался схватить Лизины светло‑русые волосы, видимо, приняв их за ароматное сено. Дети дружно рассмеялись, и козлята испуганно отпрянули к выходу.

– Какие милые! – ахнула Соня, глядя им вслед.

Яркие лучи солнца проникали сквозь доски сарайчика и рассыпались веером. С улицы веяло утренней прохладой и разнотравьем. Слышно было, как где‑то рядом тихо беседовали мама и вчерашний старичок.

– Я не могу их отпустить одних! Они всего лишь дети! – говорила мама взволнованно.

– Но иным способом домой вам не вернуться, радость моя, – отвечал дедушка. – Вы попали сюда, потому что жизнь каждого из вас повернула в тупик. А здесь есть шанс разглядеть верный путь, предназначенный именно вам.