Единственная Джун
Матрас скрипит под моим дрожащим телом. И я чувствую, как он склоняется надо мной, прежде чем заговорить. Он теплый. Он совершенный.
Он мое все.
Он протягивает ко мне руку, собирает мои мокрые от пота волосы и осторожно кладет их на подушку. Его дыхание дрожит на моей коже, и затем следует самое дорогое мне слово в целом мире:
– Джунбаг.
Я с содроганием втягиваю воздух, сдерживая очередной приступ кашля:
– Я больна, Брант. Я очень тяжело больна.
– Я знаю.
– Мне нужно лекарство.
Брант переплетает свои пальцы с моими, а затем помогает мне перевернуться на спину. Каре‑зеленые глаза смотрят на меня сверху вниз. Его радужки как почва и поляны, и при взгляде на них мне хочется резвиться на открытых лугах и разбить сад при первых красках дня.
Но не сегодня… Я слишком больна.
– Я хочу показать тебе кое‑что, – говорит Брант, его темно‑каштановые волосы волнами падают на глаза. Он с улыбкой убирает их назад. – Ты готова?
– Я… я так не думаю. – У меня во рту пересохло, как будто я подавилась ватными шариками. Я моргаю, всматриваясь сквозь лихорадочную дымку так, чтобы рассмотреть маленькую темную родинку под его нижней губой. Она растягивается, когда он улыбается. – Мне, наверное, нужен доктор. У меня зубы стучат.
– Я знаю, что тебе поможет. Пойдем.
– Куда мы идем? – Любопытство вытаскивает мое обессиленное и мокрое от пота тело из мягкого покоя моей кровати. Брант обхватывает меня рукой, поднимая на ватные ноги. – Это далеко?
– Не слишком далеко. Всего лишь выше радуги.
Я крепко сжимаю его руку для опоры:
– А?
– Давай.
Виски пульсируют в такт биению сердца.
Я держусь за руку Бранта обеими руками, когда приступ кашля сгибает меня пополам.
– Кажется, у меня грипп, Брант. Или мононуклеоз[1].
– Это пневмония. С тобой все будет в порядке.
– Пневмония? Дедушка умер от пневмонии, – говорю я ему, от охватывающего меня чувства паники в висках начинает пульсировать еще сильнее.
Брант поддерживает меня в вертикальном положении, от него пахнет мылом Ivory и мятной жвачкой. Иногда эти запахи смешиваются с ароматом трав, так как он всегда готовит на кухне. Базилик, тимьян, шалфей. Запахи спокойствия и уюта. Он смотрит на меня, ямочки так выделяются на фоне острых скул.
– Но ты не умрешь, – говорит он. – А теперь открой глаза.
– Мои глаза уже… – Мои слова обрываются, когда передо мной появляется огромный за́мок, высокий и величественный, построенный из розовых кирпичей и лимонных леденцов. Он стоит среди парящих облаков и разноцветных звезд. У меня перехватывает дыхание.
– Где мы?
– Я же сказал тебе, Джунбаг, – отвечает Брант, отпуская меня и шагая вперед. – Выше радуги.
– Это все нереально. Это же просто песня.
Теперь он в смокинге цвета яиц малиновки, из которых вылупились птенцы у нашей входной двери прошлой весной. Их гнездо было свито на пасхальном венке, который мама сделала из соломы и веточек.
Как раз когда эта мысль приходит мне в голову, три птенца малиновки пролетают мимо меня, и, клянусь, они машут мне своими трепещущими крылышками.
От этой лихорадки у меня уже галлюцинации.
Я тру глаза – в сознании все путается и зрение расплывается.
– Брант, подожди… н‑не оставляй меня здесь одну.
– Я никогда не оставлю тебя. Я люблю тебя.
– Насколько сильно? – Я не знаю, почему я спрашиваю об этом, но я спрашиваю.
– Как до луны и обратно. – Брант замолкает, хмуря брови. – Нет, этого недостаточно. Как насчет… выше радуги и обратно, – останавливается на этом он. Затем подмигивает. – Поторопись, Джунбаг. Ты не можешь опоздать на свадьбу.
[1] Мононуклеоз – острая инфекционная болезнь, характеризующаяся лихорадкой, увеличением всех групп лимфатических узлов.
Конец ознакомительного фрагмента
