Единственная Джун
– Входите, пожалуйста, – говорит мама Тео. Она распахивает дверь и жестом приглашает нас в дом. – Я испекла печенье и сделала лимонад.
Тетя Келли кладет мне руку на спину и подталкивает в холл, а затем сама поднимает все сумки. Стоя уже в доме, мы с Тео внимательно смотрим друг на друга, пока он шаркает ногой по ковру.
– Еще раз спасибо тебе, Саманта, – говорит тетя Келли маме Тео. – Я знаю, это все было… неожиданно. Только родился малыш, и тут вдруг все остальное…
– Все в порядке, правда, – отвечает она. Она говорит очень мягко и тихо, словно не хочет, чтобы я услышал ее слова. – Кэролайн была мне самой близкой подругой. Принять в нашу семью Бранта – это не просто честь. Это дар.
Дар.
Странно звучит; я не чувствую себя «даром». Подарки – это весело и интересно, и они заставляют людей улыбаться. Сейчас никто не улыбается.
Все выглядят грустными.
– Пожалуйста, будьте на связи, – бормочет тетя Келли сквозь слезы. – Я бы хотела навещать его как можно чаще. Я постоянно в разъездах по работе, это будет трудно с моим графиком, но я очень хочу быть частью его жизни.
– Конечно. Тебе здесь всегда очень рады в любое время.
Тео подходит ко мне поближе, его взгляд перемещается на рюкзак с Super Mario, лежащий на полу возле ног. Он засовывает руки в карманы спортивных шорт и кивает на рюкзак.
– У меня есть новая игра Paper Mario. Она только что вышла.
Я моргаю, затем слегка прокашливаюсь:
– Да ладно?
– Ага.
Мои мысли уносятся далеко, навеянные воспоминаниями о том, как мы с Тео засиживались в его комнате, играя в Nintendo 64[1], а его мама заглядывала к нам с пицца‑роллами и упаковками сока Hi‑C Ecto Cooler. Это было не так уж и давно. Я точно не знаю, сколько времени прошло после «Страшной Ночи», но сейчас все еще лето. Скоро мы вернемся в школу: я – в первый класс, а Тео – во второй.
Женщины обнимают друг друга, потом тетя Келли снова прижимает меня к себе и целует в щеки, из‑за чего они становятся мокрыми от ее слез.
– Тебя очень любят, Брант. Помни об этом.
Я прикусываю губу, наблюдая, как она отстраняется. Она гладит мои волосы в последний раз и прощается, обмениваясь взглядом с мамой Тео, а затем поворачивается к двери. Когда она выходит из дома, то закрывает за собой дверь так сильно, что я невольно вздрагиваю.
А теперь здесь становится тихо.
Тео и его мама так на меня смотрят, как будто не знают, что со мной делать. Как будто я бездомный щенок, который убежал из дома и потерялся.
Я прижимаю мягкую игрушку к груди, представляя, что это Бабблз.
И в этот момент что‑то нарушает тишину.
Раздается плач.
Мои глаза округляются, и меня распирает от любопытства. Зарождающееся чувство надежды.
Тео оживляется, а его мама наклоняется ко мне, руками упираясь в колени, и радостно улыбается.
– Хочешь познакомиться с сестричкой Тео, Брант?
Сестра!
Тео был прав. Это девочка.
Каким‑то образом, сквозь смятение и печаль, среди слез и сомнений, в сердце мое пробивается лучик радости. Я еще не знаю, что это, но оно заставляет меня сдвинуться с места, и я устремляюсь на звук тихого плача.
В центре гостиной стоят качели для младенцев. Они белые и мягкие, проигрывают колыбельные, раскачиваются назад‑вперед, из стороны в сторону. Сначала я ее не замечаю, укутанную в нежно‑розовое одеяло, но потом вижу маленькую ножку, беспорядочно пинающую воздух.
У меня перехватывает дыхание.
Сзади ко мне подходит мама Тео, опускает руку мне на плечо:
– Ей одиннадцать недель.
В горле появляется неприятное ощущение, и я с силой сглатываю, чтобы избавиться от него.
Я никогда прежде еще не видел такой маленькой ножки. Она, должно быть, хрупкая, как снежинка, когда та приземляется на ладонь. Я так боюсь, что случайно сломаю ее, поэтому просто внимательно смотрю на нее несколько секунд, пока в голове не возникает вопрос.
– Вы назвали ее Бабочка?
В ответ на мой вопрос раздается смех. Мама Тео качает головой, гладя меня по руке – очень нежно, как это делала мама.
– Ее зовут Джун.
Джун[2].
Июнь всегда несет в себе что‑то новое.
Слова мамы вязнут в моем сознании, слова, которые я закопал глубоко. Слова, о которых я отчаянно старался не думать. Я закрываю глаза, и она всплывает в моем сознании: ее теплый взгляд и шелковистые волосы. Ее очертания лица. Ее тонкая верхняя губа, которая нисколько не портила лучезарной улыбки.
В действительности мама не ошибалась, сказав мне, что июнь – это новое начало. Просто это было не то начало, которого все хотели. Это было начало фильма ужасов или страшной книги. Кошмара. Оно не имело ничего общего с волшебными сказками, которые мама читала мне каждую ночь перед сном.
Я делаю шаг назад, подальше от качающейся колыбели.
Может, мне не нравится малышка Джун?
Она и есть мое желание? Неужели она то, на что я променял своих родителей?
Тео крутится возле меня, дергает свой комбинезон.
– Она тебе нравится, Брант?
– Я не знаю.
Я знаю только то, что она – здесь, а мама с папой – нет.
[1] Nintendo – игровая приставка.
[2] Джун (англ. June) – женское имя, созвучное с названием месяца – июнь.
