Форсайт
– Актер! Ну, не самый знаменитый, конечно. «Оборотни Севера», «Дом на Тверской», «Последняя застава»… Не видел?
Я покачал головой.
– Хороший актер, – сказала Лена. – А вот «осенние».
«Осенние» оказались тремя пацанами, от четырнадцати до семнадцати, и женщиной средних лет, которая командовала ими, словно родными детьми. Витя, Рома, Женя, Алевтина – я даже не стал пытаться запомнить, кого из мальчишек как зовут. Их родители либо уже позавтракали, либо еще не поднялись.
Мы прошли к раздаче, я взял омлет и сосиски, Лена йогурт и хлопья. Питание было на уровне, лежали и бутерброды с красной икрой, и куча всяких нарезок: сыры, колбасы, копченая рыба. Чай черный, чай зеленый, огромная кофемашина, выпечка, фрукты…
– Сядем отдельно, – решила Лена. – Я над тобой беру шефство!
Я не стал спорить. Она мне нравилась, да и разобраться в происходящем хотелось быстрее.
Мы уселись в сторонке, у стеклянной стены, выходящей на заснеженные сосны. От стены тянуло прохладой.
– Что твоему «дядюшке» от нас надо? – спросил я, отправляя в рот кусок омлета.
– Рассказываем про форсайты. Стараемся держаться поближе друг к другу. – Лена пожала плечами. – Он говорит, что ему нужны три группы по четыре человека, с тобой и твоим напарником как раз выходит нужное число… Ты с кем там встретился?
– Миша. Подросток, бутуз такой… А в Мире После – молодой мужик, скорее накачанный, чем толстый. С пулеметом ходит.
– Ого!
Лена выскребла остатки йогурта из баночки, искоса глянула на меня.
– Вы встретились здесь, у нас?
– Ну да.
– А потом там?
– Да.
– Этот Миша – он был из нашего времени или оттуда?
– По‑всякому. И наш, и оттуда.
– Он тебя не узнал?
Я кивнул.
– Точно. И что это значит?
– Те мы, которые там, не помнят, что мы уже знакомы. Так что если не в форсайте – то словно с чужим человеком разговариваешь.
– Почему так?
Лена подняла вверх указательный палец.
– Во! Правильный вопрос! Григорян считает, что иной вариант просто невозможен. Если бы мы в Мире После помнили прошлое, то это создавало бы временной парадокс. Мы бы действовали, исходя из своих знаний, и не допускали бы опасных ситуаций.
– Все равно не понимаю, – признался я.
– Будущее зыбко, – пояснила Лена. – Мы видим его таким, каким бы оно стало без форсайтов. Но каждый форсайт слегка меняет будущее, так что мы в будущем воспринимаем только некую основную линию событий.
Я помотал головой.
– Квантовая запутанность, – продолжала Лена. – Неопределенность времени. Ну что ты от меня хочешь, я не физик! Григорян и сам не понимает, я думаю. Прими как факт – те «мы» не помнят, что испытывали форсайты.
– Может им… нам… память всем отшибло? – предположил я.
– Есть и такая гипотеза, – согласилась Лена. – Слушай, ты куришь?
– Нет.
– Совсем? Может вайп, электронные?
– Да нет же. Это вредно.
Лена рассмеялась.
– Ну да, да… До События примерно месяц, но курить все еще вредно.
– Чего все‑таки от нас хотят? – спросил я. – Рассказывать о форсайтах? Вздор, есть миллионы людей, которые днем и ночью готовы рассказывать. Ты же явно знаешь!
– Предполагаю, – Лена чуть понизила голос. – Смотри, нас собирают группами – четыре человека, которые знают друг друга. Три доступных временных пласта.
– Мы – три команды, – сказал я. – Три команды из прошлого, которые заброшены в будущее и могут…
Я поскреб пальцем подбородок. Надо было побриться утром…
– А что мы можем? Спасти тот мир? Не смешно. Там погибло девяносто пять процентов населения, мы‑то что сделаем. Значит, надо помочь нашему миру?
Лена кивнула.
– Информация, – продолжал я. – В будущем мы заняты выживанием. Мы вообще не помним о форсайтах, что странно, конечно. Еще и народ там неразговорчивый. Но если найден способ каждую ночь забрасывать наше сознание туда – мы можем действовать, можем узнать… точную дату События? Да ерунда, наверняка ее знают. Причину? Что стало с миром?
– Логичнее всего, – сказала Лена. – Дядюшка дожидался еще одной пары, теперь все в сборе. Наверняка речь пойдет именно о нашем задании.
Мне вдруг стало смешно.
– Наши всегда придумают, как забросить разведчика. Даже если в будущее после апокалипсиса.
– Не любишь шпионов? – прищурилась Лена.
– Шпионов не люблю, они чужие. А разведчиков уважаю. – Сам не знаю почему, я вдруг добавил: – У меня отец был разведчик.
– Серьезно? – Лена округлила глаза. – Настоящий? Как Джеймс Бонд?
– Круче, – мрачно ответил я. – Бонд выдуманный, а папа был настоящий.
– Разве об этом можно рассказывать? – заговорщицки зашептала Лена. – Или он на пенсии?
– Ты хотела сказать «в отставке»? Нет. Он погиб.
Лена замолчала.
Потом сказала:
– Извини.
– Да ничего. И сразу скажу про себя: я не разведчик, не военный, не спецагент. Я матфак закончил, занимаюсь инвестициями. Про отца только пару лет назад узнал.