Форсайт
Допустим, мне не нужна одежда, но чистое белье, носки… мало ли что может оказаться в шкафу?
Оружие, там может быть оружие.
Или еда.
Или бутылка алкоголя.
Некоторые люди хранят хорошее спиртное в платяном шкафу. Я в этом абсолютно убежден. Там стоит большая деревянная коробка. А в ней – какой‑нибудь редкий старый виски. И еще коньяк. И канистра со спиртом. Крепкий алкоголь – это ведь не только и не столько для того, чтобы напиться. Он годится для самых разных целей.
Я закончил проверять тумбочки. Спрятал в карман упаковку презервативов, это тоже многофункциональная вещь, почти как спирт. И посмотрел на шкаф.
К сожалению, имелись серьезные причины не открывать его…
Ну же!
Главное – первый шаг.
Я напрягся. Сделал шаг, через силу, как будто в воде. Через мгновение сопротивление отпустило, тело покорилось и стало слушаться. Я подошел к шкафу. Помедлил. И потянул на себя дверцу.
В полутьме блеснуло большое зеркало на задней стороне двери. Не просто шкаф, а шифоньер, опасения оправдались! К счастью, я был готов и сразу же отвел глаза, мельком успев заметить свое небритое исхудавшее лицо и одежду серо‑зеленой камуфляжной расцветки.
Искушение внимательно себя разглядеть было велико, но некоторым искушениям не стоит поддаваться.
Я стал быстро выдвигать ящики, выбрасывая из них на пол одежду. Женские трусики и маечки, полотенца, свитера, пачка денег, шкатулка с драгоценностями – все было безжалостно выброшено.
А вот пошли и мужские ящики.
Из одного я достал упаковку новых носков и вскрытый пакет трусов. Мельком глянул размер и тоже отложил вместе с носками. Быстро перебрал рубашки и взял одну, слегка ношенную, но из хорошего плотного хлопка.
Потом заглянул в низ шифоньера.
Там действительно стояла картонная коробка с коньяком «Мартель».
Надо же!
Я снял с плеч тощий рюкзак, сложил туда чистое белье, рубашку и бутылку, достав ее из коробки. Снова набросил рюкзак на плечи.
И увидел, самым краем глаза, как в зеркале что‑то мелькнуло.
Что‑то большое, неуклюжее, мерцающее, словно подсвеченное фонариком.
Не повезло…
Оборачиваться я даже не пытался. Вместо этого выдернул из ножен на поясе здоровенный нож из темного металла и несколькими ударами вслепую разбил зеркало, после чего захлопнул дверцу шифоньера.
Прислонился к шкафу, качая головой. Стукнул по дверце кулаком, злясь на самого себя. Хрустнул осколок зеркала, застрявший в двери.
Разумеется, в форсайте имелась причина не заглядывать в шифоньеры.
Нож в ножны. К дверям. Через прихожую (зеркало у дверей было кем‑то разбито до меня). В открытую дверь, в подъезд, вниз. Пятый этаж – я знал, хоть и не помнил, как поднимался.
Ненавижу форсайты! Самым мерзким был третий, но и этот набирал обороты.
Я вышел из подъезда в красно‑серый сумрак. Было прохладно, но при этом как‑то неожиданно сперто, словно воздух на улице застоялся. Быстро оглядевшись, я пошел к перекрестку. Там, вдали, виднелась большая красная буква «М» – не светящаяся, конечно, но безошибочно узнаваемая.
Собираюсь спуститься в метро? Или просто пройду мимо?
Не факт, что я это узнаю.
Но попробовать стоило.
Я прошел вдоль двух высоких многоэтажных домов (увы, ни номеров, ни табличек с названием улицы на них не было). Стекла, конечно, выбиты, кое‑где окна заколотили фанерой, затянули пленкой или вставили полупрозрачные пластиковые листы. Под самой крышей вызывающе отсвечивали красным несколько окон с рифленым стеклом. Большая ценность, насколько я понимаю.
У крайнего подъезда я увидел табуретку, на ней сидела девочка‑подросток в ослепительно‑белом платье до колен и лакированных великоватых босоножках (на всякий случай я отвел от них взгляд). Перед ней на асфальте стоял стакан из мутного стекла с горящим огарком свечи внутри. Девочка молча и сосредоточенно провожала меня взглядом. Лицо у нее было неестественно спокойным, волосы уложены, кажется, даже губы и глаза слегка подкрашены.
Как ей не холодно‑то?
Я прошел мимо. В Мире После не особо принято с кем‑то общаться. Теперь впереди был сквер – деревья с голыми, мертвыми, будто зимой, ветками, редкие павильоны.
«М» приближалась. Хоть бы название станции увидеть или получше рассмотреть павильон метро!
Потом позади бухнуло.
Я обернулся, уже зная, что увижу.
На полпути между мной и подъездом, где сидела девочка, в облаке пыли стоял зверь.
Больше всего он походил на волка размером с лошадь. Мех на шее и загривке топорщился пышной гривой – так в старину в Европе рисовали львов.
Глаза зверя мерцали красным. Он медленно поворачивал голову – то ко мне, то к девочке на табуретке. Пыль медленно оседала.
Сейчас зверь примет решение и прыжками умчится к подъезду. Девочка беззащитнее, чем я, и, наверное, должна быть вкуснее. Хищники всегда предпочтут напасть на слабую добычу.
А я побегу вперед и постараюсь нырнуть в метро…
Волк тряхнул гривой. И пошел в мою сторону. Вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее, молча и неотвратимо.
Черт!
Не стоило все же лезть в шкаф!
Я побежал, стараясь не замечать боли в ноге. Быстро, отчаянно, понимая, что не успею добраться до метро, а если и успею, там не укрыться. Кроме меня и странной девочки, никого на улице не было. Я бежал вдоль разбитых витрин одноэтажного павильона, обшитого серым металлическим сайдингом, раньше тут размещались какие‑то магазины. Местами витрины были заколочены досками и фанерой, местами зияли пустотой, но прятаться там было самоубийством. Словно залезть в кормушку и закричать: «Кушать подано!»
Волк прыгнул, сократив дистанцию наполовину, я понял, что он играет и способен догнать меня в один миг.
Зачем я полез в шифоньер? За бельем и выпивкой?
Хоть бы переоделся и выпил, умер бы в чистых трусах и пьяным!