Где Тай, где Рай…
Приближается? Идет сюда?? Супер! Надо подать знак, а то в темноте пройдут еще мимо, будет паршиво. Чем бы? Крикнуть? Но голос почему‑то отказал, не удалось произнести ни одного звука. Даже свист или хрип не удался. Эй! Что еще такое! Глеб открыл рот, сухая, еле раздавшаяся дыра в теле. Губы разлепились как будто вскрылся бумажный пакет с молоком – с трудом и сопротивляющейся клейкой липкостью. Но внутри, в отверстии рта не было ни капли влаги, только сухость как в забытом на долгий летний отпуск пересохшем горшке с мертвым хвостиком герани. И ужасно большой, но слабый и твердый язык. Легкие с огромным трудом впускали воздух для натужного вдоха, но выпускали его не рывком, а также медленно, как будто ребра сопротивлялись выдоху, медленно давая опасть грудной клетке. Тело не смогло издать ни звука. И в голове возник испуг – вдруг не заметят, вдруг пройдут мимо и придется валяться тут одному, в темноте. Умереть???
Глеб постарался выгнуться, чтобы повернуть лицо навстречу шагам. Он слышал где‑то, что глаза хорошо отражаются в свете фонаря, почти как у кошек, и это может помочь увидеть его. Тело не послушалось. Оно было парализовано. Мозг рождал приказ, тело напрягало мышцы в ожидании, но движения не было! Никакого вообще! Паника накрыла как черным одеялом из детской. Душа сжалась в точку и заметалась в пустой бесконечности черепной коробки. Поднять руку! Нет. Пошевелить пальцами ног? Нет. Левая рука? Нет. И даже боли – НЕТ!
Спасите! Увидьте меня! Я здеееесь!
Шаги совсем близко. Повернуться нет возможности, но тот, кто идет, он уже рядом, слева. Вот кто‑то поравнялся с ним. Или почти. Дыхание Его, того, кто подошел, слышно. Луч его фонаря перечеркнул свод (метра четыре, не меньше), высветил железные пластины потолка, черный камень и серый бетон колонн арочных сводов, соскочил на стены. Постепенно удлиняясь и делаясь бледнее, луч лизнул левую стену и пропал в глотке длинного тоннеля на какое‑то время. Потом изрыгнулся из него и стал приближаться, конденсируясь во все более плотный и оформленный пучок по правой стене, пока не замер справа от Глеба. Но не на полу, а на стене. Четкий упругий пучок света был собран и бил всеми своими фотонами в оформленный круг диаметром около полуметра, жадничая и не высвечивая ни сантиметра из окружающего пространства. Опусти, опусти фонарь вниз! На полметра всего! Пожалуйста, человек!
«Nothing». Голос был очень низкий, хриплый, как‑будто изрыгающий каждый звук слова. И очень страшный. Но при этом знакомый и связанный с чем‑то жутким и давно забытым. Что значит – ничего? Что он имеет в виду? Как это – ничего! А я? Я лежу здесь, эй, посмотри, в паре метров от тебя! Скотина, опусти фонарь, посмотри вниз, какого хрена ничего, совсем одурел что ли! Опусти фонарь!!! Сволочь!!!
Раздался шаг. Почему‑то Глеб был уверен, что этот некто шагнул с правой ноги. А потом еще раз. И еще. А пятно света фонаря, направленного в упор на правую стену вдруг исчезло, оставив лишь воспоминание и быстро растворяющийся ореол, удаляющийся прочь. Созвучие каждого нового шага было все менее богатым, вскоре превратившись в тусклые шлепки. И стало вдруг понятно, что как только эти звуки пропадут, уйдет и надежда на жизнь. И тогда пропал страх. Но пришла легкость. И тогда с каким‑то неимоверным, нечеловеческим напряжением Глеб медленно повернулся и упираясь всеми остатками откуда‑то все же появившихся сил, не ощущая ни колкого гравия под правой рукой, ни острой арматуры, больно упирающейся в его правое бедро, ни боли в прижатой инстинктивно к животу поломаной левой руке смог сесть. Потом, опираясь о правую стену, не с первого раза, но все же у него получилось встать и замереть около стены, бешено колотилось сердце и долго не получалось отдышаться. И только через несколько минут он отважился на свой первый робкий. И остановился от осознания собственной наглости и смелости, а еще от слабости и боли буквально везде. Он стоял пригнувшись, чтобы случайно не удариться в темноте в свод тоннеля, в душе распускалась надежда – если сделал один шаг, то хватит сил и еще на один. А значит можно и догонять этого невнимательного, но теперь почему‑то ставшего близким незнакомца. Качнулся вперед и одновременно шагнул. И снова. А тот, кто был впереди с фонарем становился все дальше. Он шагал быстрее. И у него был свет.
Глеб сделал несколько шагов, потом даже слегка выпрямился – так идти было быстрее. Он решил не бояться удара головой, потому что увидел, тогда, в свете фонаря незнакомца, какие высокие своды в этой части тоннеля. Странно, но звуки все не давались Глебу – то ли спазм, то ли так пересохло все, горло позволяло с трудом засасывать и выпускать воздух, но звучать пока было не способно. Он еще ускорил шаг, ориентируясь только на удаляющееся световое пятно. Потом еще ускорил и вдруг обнаружил, что бежит уже трусцой. Еще недавно не мог пошевелиться, а сейчас бежит! Чудо! Вот только левая рука мешала она реагировала на каждый толчок, приходилось прижимать ее к телу, но все равно – больно. Он увеличил скорость, и тут вдруг заметил, что тот, кого он пытался преследовать тоже перешел на бег! Что за дела, почему он‑то побежал! При этом Глеб нагонял! И тут незнакомец обернулся. Лица его было не разглядеть, но блеснули глаза, и в них был испуг. Испуг? Он что – боится меня? Бег превратился в безудержную гонку. Незнакомец все чаще оборачивался, но капюшон на его голове мешал рассмотреть лицо. Только глаза почему‑то блестели и светились страхом, когда тот оборачивался назад. Вдруг незнакомец в испуге швырнул фонарем в Глеба, но не попал, тот пролетел сильно выше и немного правее. Глеб инстинктивно повернулся, проследить полет и вдруг у него внутри все похолодело…
Незнакомец бежал не от Глеба, а от того, что неслось скачками за ними обоими. Это нечто лишь на миг проявилось в свете вращающегося фонаря, но вид даже увиденных фрагментов ужасал! Явно покрытая слизью черная кожа была упруга, мышцы ходили под нею выверенными движениями направляя теряющееся в темноте длинное тело, но самое страшное – пасть. Пасть была огромна и бездонна. Потрясенный Глеб поскользнулся и рухнул навзничь, перекатившись два раза через себя, но заметив при этом, как скрывается за поворотом незнакомец в капюшоне. А над ним нависла пасть…
Конец ознакомительного фрагмента
