Игра в королевство
Ее голос был полон восторга, словно исчезновение детей – какое‑то радостное событие. Веронику передернуло от отвращения, в ушах зашумело. Она поняла, что вот‑вот скажет какую‑нибудь дерзость.
Нужно было срочно отвлечься. Вероника воспользовалась проверенным методом: попыталась проиграть в голове популярную песню. Но вместо хита последней недели почему‑то заиграл дурацкий детский мотив: «В наше королевство…» Дальше она не помнила.
– Фейк, наверное.
– Думаешь? – Катька поводила пальцами по экрану и нахмурилась. – Да, информации маловато… Но место все равно отпадное. Пойдем туда.
– Прямо сейчас? Ты в таком виде будешь фотографироваться?
Катька всегда серьезно подходила к одежде и макияжу. Для каждой локации она подбирала особые цвета и стиль. Если в ее всеобъемлющем гардеробе не находилось ничего подходящего, она зависала в интернет‑магазинах, тщательно выбирая все необходимое.
– Спятила, что ли? Конечно, нет. Просто посмотрим. Тут только фотография самого здания, а мы должны посмотреть, что внутри, чтобы я подобрала все, как надо. Давай‑давай, это не так уж далеко, за сорок минут доберемся.
– В наше королевство ведет одна дорога… – пропела Вероника.
– Чего?
– Песня заела, из детства. Кажется, мы ее пели в первом классе.
– Впервые слышу. Ну, пошли.
Вероника со вздохом поднялась и бросила прощальный взгляд на пятый столик. Молодой человек снова был один, разговаривал с кем‑то по мобильному телефону.
До бывшей детской психиатрической больницы № 17 нужно было ехать на автобусе, а потом еще идти добрых двадцать минут. Здание располагалось на отшибе, за промзоной, окончательно заглохшей несколько лет назад.
По пути Катька сосредоточенно искала информацию. Идея сделать «готичное» фото в комплекте со страшной историей ей очень понравилась.
Вероника с тоской думала, что устроит Лара, когда она вернется домой. Рассчитывать на защиту отца не приходилось: он предпочитал самоустраняться при любом намеке на конфликт, да и вообще заметно отдалился от дочери. Дома Вероника чувствовала себя лишней. Будь ее воля, она бы сняла комнату и жила одна, но даже заикаться об этом не имело смысла – лишних денег в семье не водилось. Она пыталась заработать сама, однако из‑за школы и возраста ничего не получалось: подростков брали на работу немногие, да и зарплаты платили смешные. На каникулах Вероника раздавала листовки, расклеивала объявления, делала уборку в детском саду и помогала в библиотеке, но скопить мало‑мальски серьезную сумму ей так и не удалось. А потом произошел случай с Катькой… Но эти воспоминания Вероника спешно отогнала, больно уж неприятными они были.
Автобус выпустил их на нужной остановке, отмеченной ржавым столбом с покосившейся табличкой. Больше никто не вышел. Место было пустынным и грязным. По одну сторону дороги тянулся карьер, по другую – бетонные ограды брошенных предприятий.
– Вроде бы нам туда, – Катька указала на пространство между двумя глухими стенами.
Ей пришлось вынырнуть из интернета, чтобы ненароком не споткнуться о каменную плиту или железную трубу – этого добра здесь хватало. Похоже, дорогой давным‑давно никто не пользовался.
– Ну и местечко!
Катька осторожно обошла грязную лужу с химическими разводами, боясь испортить новые кожаные ботинки. Их фиолетовый цвет высоко оценили все старшеклассники, поэтому так скоро прощаться с обувью Катька не собиралась.
– Отвратное, – согласилась Вероника. – Может, домой?
– Размечталась! Ты чего такая кислая? По святоше своему сохнешь?
– Да отстань ты. Мне просто дома влетит.
– Удивила. Тебе всегда влетает.
На это возражений не нашлось. Хотя Вероника была уверена: сегодня ей влетит по‑особенному, так как предполагалось, что после школы она поможет навести порядок на лоджии. Последний урок заменили дежурством. На него ушло не так много времени, и можно было позволить себе посидеть в «Черешне», но все временные резервы уже давно вышли.
За бетонными заборами, из‑за которых выглядывали голые ветви деревьев и плоские крыши, последовала самая настоящая свалка. Огромный пустырь был завален кучами строительного мусора, какими‑то бочками, канистрами и даже обломками автомобилей. Дальше виднелся небольшой холм, на котором стояло длинное здание.
– Ага, это оно и есть. – Катька сверилась с картой и недоуменно осмотрелась. – Какой ужас! Здесь реально кого‑то лечили? Да уже по дороге к психушке можно свихнуться так, что мозги в жизни обратно не встанут.
– Когда, говоришь, больницу закрыли?
– Ровно десять лет назад. Как дети усвистели куда‑то, так и закрыли.
Вероника остановилась между кучами мусора и, нахмурившись, огляделась по сторонам.
– Мне кажется, раньше тут все было по‑другому. Не могло быть так возле больницы… Здесь было что‑то еще, а потом это снесли и пустырь завалили мусором.
– И что же тут, по‑твоему, было? – спросила Катька.
Вероника снова огляделась и зацепилась глазами за погнутую металлическую конструкцию, выглядывающую из груды канистр и покрышек.
– Качели. Точно, качели. Наверняка здесь была детская площадка. Смотри, вон там пни. Значит, были деревья. Дорога вела мимо них сначала к площадке, а потом уже к больнице.
«В наше королевство ведет одна дорога…» – немедленно заиграло в голове.
– Вот привязалась, – пробормотала Вероника.
– Да, наверное, и правда так, – протянула Катька. – Хотя мне больше нравится моя версия: тут все так и было, дорога испугала детей, и они взяли и убежали куда глаза глядят, лишь бы не возвращаться по ней обратно! Вот тебе и исчезновение. – Она глупо захихикала.
Они пробрались через залежи мусора и стали подниматься на холм. Веронике было не по себе. Катьке тоже, хотя она и старалась не подавать вида. Мрачное серое здание с зарешеченными окнами произвело бы гнетущее впечатление, даже если бы никто не знал, что здесь находилось.
Главный вход был заметен издали – он смотрел прямо на них. Крыльцо напоминало школьное, с толстым прямоугольным козырьком из металла. Ступени побились и поросли травой и мхом. Рядом валялись полиэтиленовые пакеты, пустые бутылки, шприцы.
– Может, не будем заходить? – попытала счастья Вероника. – Вдруг там наркоманы. Или бомжи. Мало ли.
– Если так, ты отвлекаешь, а я звоню в полицию, – спокойно ответила Катька. – Иди‑иди. Хорошая фотография требует жертв.
– Человеческих?
