Игры в любимых. Серия «Истории любви»
– Кристина Андреевна, посмотрите, какой я гараж построил для машины, – позвал ее маленький Алеша, мальчишка со светлыми волосами и такими же почти прозрачными глазами, показывая грязным пальчиком на гараж из песка.
– Хороший гараж, туда даже несколько машин вместятся.
Мальчики продолжили строить.
В том, что вчерашнему молодому человеку действительно нужна помощь, она не сомневалась. Вот только слова его задели. Очень не понравилось ей его твердое убеждение, что все, в том числе и помощь, можно купить. Для нее это звучало очень неубедительно.
Краем глаза Кристина отметила, как справа от нее мелькнула фигура и села рядом на скамейку. Она повернула голову, готовая поздороваться. Но вместо кого‑то из родителей она увидела вчерашнего парня. Он смотрел не на нее, а на играющих в песочнице мальчишек.
Кристина удивилась, но вида не подала. Видимо, сильно его приперло. Или это все‑таки какая‑то ловушка? Думать, что она оказалась пешкой в чьей‑то игре, очень не хотелось.
Она не знала, о чем он думает, но ждать, пока он вымолвит хоть слово, она не могла.
– Если вы действительно хотите, чтобы я помогла, хотя я сильно сомневаюсь, чем я могу помочь, то вы должны по крайней мере все мне рассказать. Желательно, чтобы я еще в это все поверила.
– У меня отец в больнице, – наконец сказал он и снова замолчал.
– Сожалею. – Она немного подумала. – Вам нужна сиделка?
– Сиделка? Нет, у него есть сиделка. Если только мне.
– Ну, вам‑то скорее психотерапевт нужен.
– Да? – он поднял на нее глаза. Красивые, грустные глаза. Похожие на два озера. – Я об этом не подумал.
– Так подумайте.
На участок забежала мама Коли, поздоровалась с Кристиной и быстро утащила ребенка. Вот так всегда. Приходят самые последние, а потом еще торопят ребенка и кричат, чтобы он быстрее шевелился.
– Кристина, – спросил, нет, просто констатировал факт. Она бы даже не удивилась, узнав, что он успел собрать на нее досье. Только зачем?
– Рассказывай, я внимательно слушаю. – Она назвала его на «ты» и сама этому удивилась.
– Мой отец лежит со вторым инсультом за последние два года. Прошлый раз он отделался легко, и тут снова. Машина, кстати, тоже его, я по доверенности езжу.
Он немного помолчал, возможно обдумывая свои слова. Только какая Кристине разница, чья это машина. Причем тут она вообще?
– Понимаешь, у меня никого кроме него нет. Ни матери, ни жены, ни детей, ни даже тети с дядей. Не говоря уже о братьях и сестрах. Он один близкий мне человек. Он заменял мне всех: и маму и друзей. Мы вместе ездили отдыхать, разговаривали по душам, помогали друг другу. Я, конечно, доставляю ему хлопот: то загуливаю, то дела забрасываю, то вещи его раздариваю, машину старую разбил. Могу за вечер всю зарплату растранжирить.
– И вы никогда из‑за этого не ругались?
– Практически никогда, он души во мне не чает. Да я сначала сам к этому всему легко относился. Но я его никогда не подставлял, а если он меня о чем‑то просил, то я бросал все свои дела и мчался к нему. Даже если находился на романтическом свидании. Знаешь, он человек не простой, кажется очень резким и прямолинейным. Хотя сердце у него доброе. А сейчас все изменилось. Он не верит в свое выздоровление. А я не знаю, что буду без него делать.
– Зачем ты мне все это рассказываешь?
Пришла Алешина мама, забрала сына. Кристина поднялась, собрала оставшиеся игрушки, убрала в кладовку. Подошла к скамейке. Как же трудно было его слушать. Она никогда не отличалась крепкими нервами. А такие истории слушать было совсем не выносимо. Вот черт, она же сама попросила правду. Святая наивность. Вот поделится он своими проблемами, и что она будет делать?
– Подожди меня здесь.
Она ничего не стала объяснять, зная, что он никуда не уйдет. Поднялась в группу, закрыла все форточки, взяла свою сумку. Закрыла дверь в группу и стала медленно спускаться вниз. Она не торопилась, пытаясь немного успокоиться и приготовиться к дальнейшему его рассказу.
Она вышла на улицу. Незаметно подкрался вечер, стало прохладнее.
Она присела обратно на скамейку.
– Мне просто некому рассказывать это. А он прекрасно понимает мое состояние. Но в принципе это все было предисловие.
– Тогда давай главное.
– Давай главное. В прошлый раз мы с ним серьезно поговорили, несмотря на все запреты врачей. Ему же нельзя волноваться. Точнее будет сказать, что он говорил. Про то, что время баловства для меня закончилось, про то, что я прямой наследник всего его состояния. Нет, ну до состояния его накопления не дотягивают, конечно, но все‑таки. Взять хотя бы машину и квартиру хорошую. Он много говорил о том, что мне теперь все придется делать самому, советоваться будет не с кем, сокрушался, что не доживет до внуков. А когда я до конца все это понял, он сказал, что и это все лирика. Что во мне течет его кровь, и я никогда не подведу ни себя, ни его. Тогда я спросил, что же его волнует. Оказалось, отсутствие у меня жены.
– Прости, а сколько тебе лет?
– 29.
– Да? Я думала, больше.
Ему действительно можно было дать больше. Возможно из‑за того, что он всегда ходил в деловых костюмах.
– А тебе? Впрочем, можешь не говорить.
– Мне 31.
– Да? – теперь удивился он. Оказывается, она старше его. – Никогда бы не подумал. Честно.
Она знала, что он говорит правду. Ей действительно никто не давал столько.
– Для такого человека, как ты, это ведь совсем не критический возраст, чтобы все бросать и срочно заводить семью.
– Смешно, но я ему практически такими же словами обрисовал ситуацию. Тогда он мне объяснил, что не это имел в виду. А то, что его последнее желание в этой жизни заключается в том, чтобы у меня обязательно была семья, любимая жена и дети.
– Понятно. Чтобы избранница была хорошей женой, заботливой матерью и чтобы с ней можно было выйти в свет. Так сказать, в печали и радости, в богатстве и бедности…
Он как‑то странно посмотрел на нее.
– Ну да. Еще он добавил, что мои знакомые вертихвостки никак на эту роль не подходят.
– Так это нормальное желание любого родителя. Только я не поняла, какая тебе нужна помощь.