Игрывыгры
– Пусть хотя бы так, все не свиньей обозвал. В той стороне действительно находится морг.
– Вот. Именно оттуда мне пришлось делать ноги, пока не разобрали.
– Хочешь сказать, что и в первый раз…
Михаил повинно развел руками. Скрывать непричастность к амурным похождениям он не собирался, и если девица что‑то навоображала в его отношении – зачем поддерживать в нехороших подозрениях?
– Все, любитель приключений и луж, готово. – Жанна спихнула объект заботы на пол, оставшиеся препараты отправились назад в кожаную аптечку. – Жить будешь.
Она небрежно отбросила аптечку и вновь уселась в своем углу дивана, забравшись туда с ногами и обхватив руками поднятые к груди колени. Задумчивое лицо, опущенное подбородком на гладкую коленную чашечку, пристально смотрело на Михаила.
Ему стало не по себе. Не столько от пронизывающего взгляда, ничего прямо не говорившего, но заставлявшего нервничать, сколько от выставленных в его сторону открытых белых голеней. Сведенные сверху, книзу они слегка раздваивались, меж разъехавшихся пол халатика темнели дурманящие глубины. Окружающий мир накрыла звенящая в ушах и мозгах тишина, удары пульса били под дых. Странная девушка не только не боялась оставаться наедине с едва знакомым мужчиной, но и разными способами провоцировала его. И если она сейчас что‑то надумает…
3
Михаил поднялся, ноги сами привели его к окну, лоб уткнулся в стекло. Нет уж. Каждому свое. Кто забывает об этом, кончает в могиле.
В могиле он уже почти побывал. Сбежал на полпути. А насчет остального… Здесь все прямо‑таки тянуло к чувственно‑бесчувственному обрыву, и только шажочек отделял от пропасти, о последствиях которой для души Михаил, как более взрослый и мудрый, хотя бы догадывается, а неумеющая следить за раструбом ножек чаровница, кажется, нет.
Чего это он: «неумеющая». Прекрасно умеющая. Она все понимает. И прямо намекает.
Такие игры не для него.
«Или все же?..» – противно зудело голосом невытравливаемого внутреннего бесенка.
«Ну, и на чем же мы остановились?» – заметался разрываемый мозг.
– Куда‑то собираешься? – Михаил смотрел сквозь стекло вниз, на не отправленный в гараж или на охраняемую стоянку, а беспечно оставленный без присмотра автомобиль. Довольно дорогой, между прочим. В столице такими все улицы запружены, а здесь, в небольшом городе, счет шел максимум на десятки, если не на единицы. Особой криминальностью город‑трудяга не отличался, но защиту от дурака даже на компьютеры ставят. Кто‑то походя может гвоздем поцарапать, или сверху бутылку уронят, случайно или прямой наводкой. Страховка страховкой, а время и нервы будут потеряны, и средство передвижения, вопреки афоризму одновременно бывшее роскошью, после ремонта резко потеряет в цене.
– Собираюсь? – Огромные ресницы изобразили испуганную бабочку. – Нет. А что? Ах, машина…
– Надеешься на сигнализацию?
– Здесь ничего не случится, у нас район тихий.
– Ничего не случится?! – Михаил демонстративно огладил раны.
– Соседи тоже оставляют, и ничего. И утром не надо в гараж спускаться. Время экономлю.
– Лентяйка, – пожурил Михаил.
Он не оборачивался, смысла не было: в комнате царил день, за окном – ночь, стекло работало зеркалом. Как в кинотеатре, огромный экран показывал и вазы, и картины, и дорогие обои, непредставимые в собственной квартире, и волнующую позу собеседницы.
Взгляд Жанны встретился с разглядывавшим себя отражением.
– Уже поздно. – Она поднялась.
Скорее, рано. Темнота еще не сдавала позиций, но далеко за домами рождалась новая заря.
– Постелю тебе здесь, на диване, – сообщила Жанна, – а перед уходом разбужу и отвезу. Устроит?
Да он просто мечтал об этом! Уф. Значит, с глупыми детскими играми в некстати повзрослевших покончено. Он выдержал испытание. Можно расслабиться.
– Не знаю, как благодарить…
Юная хозяйка махнула ладошкой:
– Ты первый пришел мне на помощь. Если бы не ты – кто знает, что со мной случилось бы.
С этим нельзя не согласиться. С любительницей среди ночи знакомиться в пустынных районах с вышедшими из морга полуголыми мужиками действительно могло произойти что угодно. Вернее, что не угодно.
Из соседней комнаты, где, видимо, располагалась спальня, Жанна принесла подушку и простыни.
– Держи. Здесь тепло, одеяло не потребуется.
Свет погас. Хозяйка прошелестела ступнями в сторону ванной, по глазам полоснуло слепящей вспышкой из приоткрывшейся двери, и квартира окончательно погрузилась во тьму.
Михаил скинул халат, нырнул под простыню и с удовольствием вытянул конечности. Когда ноющие члены утихомирились, он попробовал восстановить события последних дней.
По порядку. Сначала – ссора с Наташей. Жена в который раз грозилась уйти, если он не перестанет пить. В ответ привычно звучали клятвенные заверения, что больше ни‑ни. Но…
Дали отпускные. Подкатили друзья. Понеслось.
Итого, позавчера – торжественный уход в отпуск, что закончился знакомством с моргом. С кем отмечали, кто был? Петрович, Денис, Славик, Володька и этот, новенький, молодой. Второй день, как пришел. Он и наливал в основном. Плеснул какой‑нибудь гадости? Михаила‑то – и в морг…
Еще был Смирнов, он со школьной скамьи по Наташке сохнет. Она предпочла Михаила, выбор давно сделан, но былого конкурента словно закоротило. Смирнов так и не женился. Может, это его проделки? Место себе, так сказать, расчищает. Никто же за стаканами и бутылками специально не следил. Хоть цианистый калий влей.
Новый световой удар по глазам заставил их непроизвольно открыться, и все мысли исчезли. Жанна закончила водные процедуры, дверь ванной распахнулась, тонкая рука нащупала оставшуюся снаружи кнопку. Быстрое нажатие – и свет потух, но за это время…
Михаила пробрало до печенок. На Жанне были только трусики.
Видение еще долго не покидало после того, как обладательница сочного урожая пробежала в темноте в свою комнату. Н‑да, поспишь тут, как же. Усилием воли отвлекающие миражи были разогнаны, Михаил вновь сосредоточился на былом. С трудом. С огро‑омным трудом, но все же сосредоточился.
С позавчерашним днем разобрались, теперь – вчера. Сумасшедшее возвращение к жизни, опять выпивка, опять врачи, опять остановка сердца, констатация смерти и очередная отправка живого трупа по знакомому адресу.
Почему – живого? Для всех Михаил умер. Не приди он неведомым образом в себя, был бы разобран, как угнанный автомобиль, и распродан на детали. А остаток ржавого кузова был бы кремирован или похоронен под ритуальный плач вдовы и детей.
