Игрывыгры

В прострации, пронизанной немым восхищением ораторшей, Михаил внимал пламенной речи. Все, что говорила Жанна – его случай. Михаил – такой?!

– Подожди, – вдруг заработала инстинктивная соображалка. – По‑твоему, кто не реагирует на провокации и не клюет на соблазнительную наживку – трус?

– Хочешь поспорить? Давай. Разве трус тот, кто делает выбор в пользу действий? Кто не боится последствий? Кто согласен брать на себя ответственность за решения и поступки? – Жанна еще сильнее нагнулась, нависнув тревожащим сладким изваянием, готовым в любой момент рухнуть и погрести под собой.

Жителям Помпей не позавидуешь, им было так же плохо, но при этом не было так хорошо. Собрав все мужество, Михаил опустил взгляд… где тот и утонул в колодце пупочка, обрамленного озерцом знойной мякоти и отчеркнутого ленточкой единственного элемента одежды. Внизу, в основании, ленточка превращалась в знобящий выпуклый треугольник. Туда, в самый низ, как вода с сиявшего в подсвеченной темноте тела Жанны, бессознательно и упорно стекали взгляды Михаила, там утопали мысли – в уходящем вниз средоточии складочек, плотно сжатых бедрами.

– Подумай над моими словами! – произнесла владелица коварного великолепия, а ее ладонь накрыла руку Михаила. – Ответственность за слова и поступки – то великое, что дано настоящему мужчине и чем он может распорядиться по своему усмотрению. Мы, женщины, любим не наглых или смазливых, мы выбираем надежных. Тех, кто держит слово. Кто может. Кто действует. И кто готов отвечать за свои действия, не перекладывая решения и их последствия на оказавшиеся рядом хрупкие плечи. Даже, если эти плечи готовы взвалить на себя такую ношу.

Осознавая, что внимание к низу еще более неприлично, чем к обнаженному верху, Михаил поднял взгляд прямо в сверлящие глаза Жанны.

– А если для поведения в ситуациях, о которых ты говоришь, у меня другие принципы?

Перехват инициативы – лучшее средство защиты. А то какая‑то пигалица учит жизни. Он старше в два с лишним раза, и жизненного опыта не занимать…

Жанна будто мысли читала.

– Думаешь, не могу быть правой, потому что младше? Возражу. Да, мы с тобой из разных поколений. Но. Ты мужчина. Я женщина. В этом отношении ничего не меняется тысячелетиями, оно заложено на генном уровне. Вспомни Экклезиаста: «Все было и все будет, и нет ничего нового под солнцем». У тебя больше опыта, а еще – мудрости, которую дает только опыт. Допустим. Но. У меня больше современных знаний о том, что такое нынешний мир, из карусели которого ты выпал на каком‑то круге, когда решил, что все знаешь. Ты остановился, но мир – не круг, мир – спираль, вот в чем дело. На новом витке больше возможностей. И больше ответственности.

К чему она ведет? Или, чисто по‑женски, говорит первое, что пришло в голову? Вроде бы нет. На вид все связно и последовательно. Впрочем…

– Если уж поминать Экклезиаста, – буркнул Михаил, – то ни о какой спирали в области отношений не может быть речи, просто есть время собирать камни, а есть разбрасывать. Все, что мне нужно, я собрал в свое время. Нового – спасибо, не надо.

На грубоватую отповедь Жанна не обиделась.

– Собрал, а теперь, значит, разбрасываешь?

Ее внешний вид создавал ощущение, что над Михаилом высится огромная белая лягушка. Выпирающими бусинками зрачков уставились белые сферы глаз, а расправивший крылья буревестник трусиков напоминал жадный рот, вместе с пупком‑носиком образовав мультяшную рожицу. Одно немигающее лицо под другим заставляло воображение исполнять танец маленьких непослушных лебедей, опасный, но очень эротичный.

Опаленный играми подсознания Михаил возразил:

– Не разбрасываю.

– Как же это назвать иначе? Помнишь поговорку «Что имеем – не храним, потерявши – плачем»? Это о тебе, о типичном разбрасывателе, который решил, что время собирать окончилось. Дерево посажено, дом построен, сын рожден – теперь гуляй, миссия выполнена, делай, что хочешь!

Жанна кинула многозначительный взгляд в сторону кухонных шкафчиков, где хранилось спиртное, что Михаил прекрасно помнил. Но помимо такого первого смысла, у высказанной мысли можно было прочесть второй, задевший сильнее.

– По‑моему, ты ненавидишь людей, у которых есть воля жить по собственным правилам, – проговорил он тихо. – Тебе не понять, но я не хочу, как бродячий пес, хватать все, что подвернется. Случайно подвернувшееся бывает, как минимум, чуточку испорченным, а как максимум, гнилым и тухлым. Ни свежести, ни чистоты, ни полноценного удовольствия для души и тела. Мне приятнее здоровая домашняя пища, меня не тянет в забегаловку за стандартным бутербродом, который по вкусу ничем не отличим от сотен и тысяч других. Да, они другие, но все равно те же самые бутерброды. Фастфуд. Быстрое питание. Разница только в обертке и ценнике.

Если не поразить, то заинтересовать ночную собеседницу удалось. Даже заинтриговать. Жанна посмотрела на Михаила несколько другими глазами.

– Кажется, я поняла разницу между нами. Нет, не эту. – В качестве примера она погладила себя по чувственным полушариям. – Дело в другом. В мироощущении. Я думаю о будущем и живу настоящим. Твое будущее давно в прошлом. Ничего нового ты не ждешь, да и не хочешь, тебе больше ничто не светит, а то, что ты по старинке считаешь любовью, просто удобство, помноженное на привычку, и боязнь однажды оказаться никому не нужным. Мы опять вернулись к теме боязни. Ты дорос до своих уважаемых лет, а по‑прежнему боишься всего непонятного, как маленький мальчишка, который не знает мира за пределами своей песочницы.

– А ты ничего не боишься? – Затюканный доводами, внешне похожими на правду, Михаил нашел в рассуждениях слабое место. – Твоя жизнь тоже переполнена страхом, но у тебя нет порта приписки, где ты можешь переждать бурю или восстановиться после шторма.

– Люди – разные. Одному нужна тихая гавань, другой счастлив под ударами бушующих волн!

– Да, люди – разные, как, например, корабли. Бывают роскошные лайнеры, приятные для коротких интересных путешествий. Бывают тягачи, что всю жизнь делают свою нужную работу. Бывают морские яхты… А бывают речные лодочки для прогулок.

– А еще бывают дырявые посудины, которые при первом шторме идут ко дну. – Жанна покосилась на Михаила с ядовитой ухмылкой. – А насчет роскошных лайнеров для приятных коротких путешествий…

Ее голос умолк, лучисто‑хитрые глаза уставились в прикрытый простыней центр живой композиции, а рука плавно прошлась по этому центру.

– В Ветхом завете, – продолжила Жанна, не спуская с Михаила ни руки, ни столь же тревожащего взора, – я нашла строчку, даже запомнила: «Пришелец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш. Люби его как себя». Слышишь? Повторю еще раз. Люби его как себя! А себя, – она потянулась вперед вновь поеретянувшей на себя внимание курносой грудью, – я о‑очень люблю…

– Люби. – Пожав плечами, Михаил движением таза постарался выехать из‑под нахальной ладони.

– Что же. – В глазах Жанны плясали чертики. – Золото пробуют огнем, женщину золотом, мужчину женщиной. Попробуем?..