Исход

Первой, из черного омута горя и депрессии медленно всплыла Лекса. В их дружеском тандеме она была старшей по возрасту. А значит, обладала большим житейским опытом и более стойким иммунитетом к стрессам. К тому же образ ее мыслей, помимо присущих женщинам качеств, имел еще и задатки мужской логики. Что в купе с творческой жилкой, составляло весьма интересный и редко встречающийся сплав.

Осунувшаяся и постаревшая, с темными кругами под глазами, она впервые за эти десять дней приготовила горячую еду. Навела хоть какой‑то порядок в кухне и смежной комнате. От пуза накормила уже уставшую скулить от голода, собаку. Притащила из дровника две охапки поленьев и растопила баню. Затем пошла будить Вику.

К тому времени, когда удалось растормошить и кое‑как привести в себя рыжеволосую подругу, баня уже, как говорится – «поспела». Не обращая внимания на вялые протесты, Лекса раздела и загнала Вику на деревянную полку. Затем долго и в молчаливом ожесточении хлестала и ее, и себя дубовым веником. Терла мочалкой, поливала горячей водой. А еще через полчаса они сидели на кухне и ели горячий суп, и яичницу, с луком и зеленью. И запивали все это крепким, душистым чаем. Жизнь потихонечку возвращалась в небольшой, но уютный дом, стоящий на окраине деревни.

Потом был телевизор и последняя сводка новостей на сегодня. Цифры потерь ужасали. По уточненным данным, безвозвратно потеряно более трех четвертей всего детского населения страны, а это более пятнадцати миллионов ребятишек. Эти слова телевизионного диктора вызвали слезы на лице Вики, а вот Лекса наоборот, подобралась, и скривившись, двумя руками изобразила неприличный жест.

– Вот вам, суки, а не безвозвратные потери, – зло выплюнула она. – Только и знают твари, как трясти щеками и делать несчастные рожи.

– Лекса, ты чего? – Вика утирала слезы рукавом банного халата.

– А ничего! Никто из этих толстомордых мужиков не знает, что значит быть матерью. Что значит ходить беременной, рожать, выкармливать, не спать ночами. Растить своего ребенка, а потом так страшно потерять. Им все это неведомо. И мне почему‑то кажется, что нашим правителям и сейчас наплевать, и на нас, и на все, что происходит.

– Но, почему ты так думаешь?

– Да потому! Потому, что где сообщения, что такая‑то или иная группы ученых работают над проблемой? Где данные о том, что все силы брошены на то, чтобы разгадать загадку феномена и вернуть наших детей? Где все это? Где?!

– Может кто‑то все‑таки работает, просто результатов нет?

– Ага, как же! Как бомбу атомную придумать или самолет для этой самой бомбы, так результат есть, а как детей спасти, так нету.

Вика долгим, внимательным взглядом посмотрела на старшую подругу.

– Я уже много лет знаю тебя, Лекса. И по твоим словам могу предположить, что ты что‑то придумала. Так?

– Да, – Лекса коротко кивнула, с помощью пульта приглушая звук телевизора. – Я сегодня почти всю ночь не спала, все думала. И мне кажется, я догадалась, что происходит. И что надо делать.

– И что? Пойдешь с этим в сельсовет? Или сразу послание президенту пошлешь?

– Ага, пошлю! Однозначно пошлю! Как в той песне: «Ворону бог послал. Послал конкретно! Прям вместе с сыром, и с лисой, и с баснописцем!». Вот и я их всех пошлю. Адрес на заборах написан.

– Злобно ты их.

– А как иначе? Как ты думаешь, что эти козлы будут делать, если вдруг завтра все прекратиться? Дети перестанут пропадать, техника снова начнет работать.

– Ну, не знаю, будем жить как‑то. Как после Великой Отечественной Войны жили, и страну поднимали.

– Да хрен тебе! – Лекса распалилась не на шутку. На ее впалых, бледных щеках появились красные пятна. – В войну потери взрослых и детей были относительно пропорциональны. А сейчас все иначе.

– Ну и что?

– А то! Если вдруг все это прекратится, то через десяток другой лет, когда эти потерянные поколения должны были бы вырасти и занять рабочие места, окажется что работать то как раз некому, и рожать дальше детей некому. И главное, кто же будет кормить этих толстощеких уродов, что к тому времени станут пенсионерами. А это означает крах, полный и бесповоротный. В лучшем случае скатывание в средние века. Но это в лучшем случае.

– Так что же, получается, выхода нет?

– Есть. Два. Либо пока не поздно вернуть всех детей. Либо они поставят всех женщин на строгий учет и заставят рожать одного за другим, беспрерывно, пока не издохнешь, или не высохнешь полностью. А может, и просто загонят нас в специальные лагеря, и радостно выстроятся в очередь, чтоб нас …! И причину придумают красивую – для улучшения генофонда. Хочешь быть родильным чаном? Станком по производству человеческого материала?

– Ннет! – Вику от нарисованной картины заметно передернуло.

– Вот и я не хочу. Поэтому надо действовать самим. И прямо сейчас.

Лекса выключила скулящий телевизор, и вышла в другую комнату. Вернулась с парой листов бумаги для принтера, уложенных на альбом, и блестящей, шариковой ручкой.

– Я сейчас буду записывать, или зарисовывать свои соображения, а ты слушай, вникай. Включайся, так сказать. Сама знаешь, две головы всегда лучше.

Вика подобрала ноги под себя и кивнула.

– Только давай попробуем обойтись без слез, наплакались уже. Значит так, – Лекса поставила на листике единичку. – Твоя Даниэлька, и мои Ирка с Наськой пропали в тот момент, когда сидели за компьютером и лазили в интернете.

– Да, я помню, ты позвала их обедать, а они кричали в ответ, что сейчас идут. Только почту почитают, им там кто‑то письмо прислал, – голос Вики слегка подрагивал.

– Вот именно. Когда мы заскочили после вспышки в детскую комнату, на экране компьютера была открыта как раз страничка электронной почты. Мне это почему то врезалось в память. Это первое. Теперь второе.

– Подожди, – перебила рыжеволосая. – Давай посмотрим, от кого пришло то самое письмо.

– Я уже смотрела сегодня ночью. Никакого письма нет, но во входящих стоит цифра, на единичку больше, чем там есть на самом деле. Я проверяла.

– Значит что‑то все‑таки пришло?

– Если только счетчик не врет, – Лекса пожала плечами и потерла за ухом.

– А может они удалили письмо после прочтения?

– Я вначале тоже так подумала, но корзина на ящике пуста. Да и в этом случае счетчик не должен так показывать. Но давай пока не будем на нем зацикливаться.

– Хорошо. Что дальше?

– А дальше вспоминаем мою сестру. Она, ревя во весь голос, мне по телефону рассказывала, что их Юлька тоже пропала, сидя за компьютером. Насколько я помню, она часто зависала во всех этих «мирах» и «контактах», треща с подружками и друзьями. Лекса обвела записанное, поставила еще одну галочку и продолжила.

– Теперь этот чертов телевизор. Вспомни, сколько нам рассказали случаев, когда дети пропадали целыми классами, прямо в компьютерных залах. Чуешь? Опять компьютеры и интернет.

Еще один кружок и еще одна галочка.