Из Лондона с любовью
Я медленно пила кофе и вспоминала весь этот странный вечер, который начался с позорища и закончился неожиданностью. Я улыбалась, думая о Фрэнке с его серьезными чувствами, и об Эдварде… О загадочном Эдварде.
Перед домом я заплатила за проезд и сказала «спасибо» водителю, который, когда я вышла, благодарно помахал мне стаканчиком с кофе. Температура снова упала ниже нуля, и я была рада, что на мне пиджак Эдварда. Обогнув здание, я двинулась по дорожке к лестнице, которая вела к нам на третий этаж. Я прошла мимо нашего садика на аллее, где Милли летом выращивала в керамических горшках травы и помидоры.
Придет весна, и этот унылый покров из грязного снега и комьев смерзшейся земли сменится симфонией жизни – мяты, орегано, тимьяна и, конечно, цветов. Ох, как я соскучилась по цветам.
Нащупывая в сумочке ключ, я заметила бледно‑зеленые ростки нарциссов, пробивавшиеся сквозь сонную почву с решимостью тысячи весен. Скоро они победно расцветут.
«Подожди, – услышала я мамин шепот. – Скоро пойдут нарциссы».
Глава 3
Валентина
– Неплохо вы поспали, – говорит водитель, улыбаясь в зеркало заднего вида. – Но надо же, проснулись как раз вовремя. – Он указывает вперед. – Видите?
Я протираю глаза и выглядываю в окно. Лучи позднего утреннего солнца пробиваются сквозь темные облака и освещают все вокруг яркими красками.
– Воскресенье в Примроуз‑Хилл, – говорит водитель. – Нет ничего прекраснее.
Я смотрю на высокие узкие таунхаусы и ряд витрин магазинов – все в пастельных тонах, как пасхальные яйца.
– Видите высокие окна? – говорит водитель. – Архитектура эпохи Регентства в лучшем виде, хотя они, скорее всего, были построены в викторианские времена. Маленькие копии шикарных вилл, окружающих Риджентс‑парк.
«Высокие окна», – думаю я. Значит, высокие потолки. Высокая комната, залитая солнечным светом. Бальзам, который сейчас так требуется моей душе.
– И хотя это совсем близко к центру Лондона, – говорит водитель, – Примроуз‑Хилл, как ни странно, расположен на возвышенности. Шестьдесят три метра над уровнем моря.
Я улыбаюсь: хорошо, что мне попался такой осведомленный таксист.
Несколько минут спустя он останавливает машину перед бледно‑розовым трехэтажным зданием. «КНИЖНЫЙ САД» – гласит вывеска над дверью первого этажа. На нее садится голубь, клюет ее краешек и взмывает вверх. Я слежу за его полетом и замечаю, что шторы на двух верхних этажах задернуты. С подоконников свисают увядшие цветы. Все это выглядит совершенно ненастоящим. Эта сцена словно сошла со страниц любимого старого романа и не имеет ничего общего с моей расхристанной жизнью.
– Должно быть, это здесь, – говорю я, расплачиваясь. Водитель выгружает мои чемоданы на обочину.
– Добро пожаловать домой, – говорит он.
– Разве я говорила, что…
– Думаю, вам здесь понравится, – перебивает он. – Вот увидите.
Я озираюсь, осваивая это незнакомое место, обстановку, в которой без меня жила мама. В кресле у окна греется на солнышке пушистый кот. Я почти слышу сквозь стекло его мурлыканье, как будто он зовет меня войти. Я тянусь к дверной ручке: заперто. Мои внутренние часы отключены, поэтому я не сразу соображаю, что сейчас воскресное утро, слишком раннее для того, чтобы книжный магазин на окраине работал.
Я обхожу здание по узкой дорожке, ведущей к другому входу, роюсь в сумке и нахожу ключи от дома, которые мне прислала компания «Бевинс и партнеры». Дверь открывается со скрежетом, как будто потягиваясь после долгого сна. Я сгружаю чемоданы в маленькой прихожей. Нет смысла тащить их наверх, ведь у меня уже заказан номер в гостинице поблизости.
Лестница скрипит и стонет под моими ногами. Я поднимаюсь в квартиру на втором этаже и стучу в дверь, чтобы представиться ее обитателям.
Мне открывает женщина примерно моего возраста, лет тридцати с небольшим: к правому уху прижат мобильный телефон, лицо в ореоле прекрасных темных кудрей. Она выпускает струйку дыма и жестом приглашает меня внутрь.
– Ради бога, – шепчет она. – Помогите мне, пожалуйста.
Она протягивает мне две прихватки и указывает на духовку. Я быстро вынимаю оттуда сковороду с неописуемым содержимым. Воскресный завтрак явно погублен.
– Спасибо, – произносит она одними губами. Я кашляю, отгоняю от лица облако дыма и оглядываю квартиру с разномастной богемной мебелью и разбросанными повсюду разноцветными подушками. На стенах яркие картины в рамах, десятки комнатных растений рвутся из горшков на волю, словно растут в тропическом лесу, а не в лондонском предместье. У окна в бамбуковой клетке щебечет желтый попугай.
– Да, сэр, безусловно, сэр, – говорит она в трубку. – Именно. Я так и сделаю. Считайте, что уже сделала. До свидания, сэр.
Закончив разговор, она со стоном швыряет телефон на диван, как будто он был соучастником в злосчастной цепи событий, приведших к этому моменту.
– Босс, – говорит она. – Патентованный мудак. – Она вскидывает руки вверх. – Он приедет через час, – скулит она. – И что теперь делать с ланчем?
– Кто, босс?
– Нет, – говорит она, глядя на меня как на идиотку. – Джереми.
Я киваю, чувствуя, как на меня накатывает очередная волна джетлага[1].
– Джереми?
– Мой парень!
[1] Синдром смены часового пояса.
