Катрина: Число начала

Я кивнул со смутным чувством недоверия и отступил в сторону, открывая дверь шире. Оба зашли осматриваясь. От Стромнилова пахнуло густым сигаретным дымом. Он оказался крупнее, чем выглядел в глазке. Ленский, успел заметить мою сумку возле входной двери. Потолкавшись в коридоре, они прошли в зал. Закрыв входную дверь, я проследовал за капитанами.

Стромнилов разглядывал книги, стоящие на полках за стеклянными дверцами мебельной стенки, окинул взглядом комнату, прошел к окну и выглянул, протиснувшись для этого сбоку стола, на котором лежал фотоальбом, оставленный Сергеем Геннадьевичем. Ленский не так интересовался окружающей обстановкой, он тут же повернулся ко мне.

– Вы уезжаете куда‑то? – спросил он, изобразив перед этим минуту раздумий, хотя было ясно, что этот вопрос назрел у него в голове еще, когда он увидел сумку с вещами в прихожей.

– Надеюсь, я не под подозрением? – поинтересовался я, усаживаясь в кресло и жестом приглашая сесть гостей. Но те не обратили внимания и остались стоять.

– Почему‑то все об этом спрашивают, когда к ним приходят из полиции, – саркастически проговорил Стромнилов, продолжая смотреть в окно.

– Так вы уезжаете из города? – спросил Ленский.

– Нет. Но я думал, речь пойдет о Вольском. Вы предполагаете, что его убили?

– Нет, мы знаем, что его убили, – ответил Ленский и прошелся по комнате к выходу и обратно. – Обстоятельства его смерти довольно запутаны. Для разрешения ряда вопросов, которые у нас есть, мы хотим видеть картину последних дней его жизни в целом. Мы должны поговорить и о вас, и о Вольском, и о вашей совместной работе. Скажите, какие именно обязанности вы выполняете в качестве редакционного фотографа?

– В основном фотографирую. Отбираю на первичном этапе наиболее удачные кадры. Обсуждаю с журналистами подходящие для их материала снимки.

– Кто назначает темы для ваших фотографий?

– Редактор, главный редактор и журналисты.

– Правильно я понимаю, вы работаете одновременно с журналистами, выезжаете с ними, они вам говорят, что нужно снять?

– Иногда я выезжаю отдельно. Это производственный процесс, зависит от обстоятельств.

– Как давно вы знаете Павла Вольского?

– Примерно три года.

– Часто ли вы работали с ним?

– Да.

– За время совместной работы Вольский стал вашим другом?

– Скорее оставался хорошим знакомым.

– Вы работали с ним над его последней статьей? – задал вопрос Ленский и замер, наблюдая за моей реакцией.

– Нет. Он только вскользь упоминал о ней.

Стромнилов и Ленский переглянулись. Это был первый раз, когда Стромнилов оторвался от окна.

– Вы не были задействованы в работе над статьей? – внимательно вглядевшись в мое лицо, переспросил Ленский и затем вновь обменялся взглядом со Стромниловым.

– Как я уже и сказал. Не был.

– Что вам о ней известно?

– Да ничего не известно.

– Она ведь посвящена научному открытию?

– Что‑то в этом роде, – согласился я.

– А конкретнее?

– Ничего конкретнее мне об этом не известно.

Похоже, этот ответ не очень их устраивал. Ленский озадачено помолчал. Стромнилов смотрел через комнату на меня.

– Вы считаете, произошедшее с Павлом как‑то связано с профессиональной деятельностью? – спросил я.

Ленский кивнул, давая понять, что услышал мой вопрос, но вместо ответа продолжил задавать свои:

– К этому мы вернемся позже. Кто еще знал, что Вольский работает над статьей?

– Без понятия.

– Он просил вас держать втайне от коллег и знакомых его работу над последней статьей?

– Нет. Да он говорил о ней меньше, чем о других своих статьях.

– Вам это не показалось странным?

– Нисколько, потому что обычно мы говорили о статьях в рамках производственного процесса, как фотограф и журналист. В этот раз Вольский писал без меня. Ему не нужен был фотограф.

– Неужели? – воскликнул Ленский.

– Здесь нет ничего удивительного. Не все статьи в нашем журнале сопровождаются фотоматериалами.

– Как вы думаете, он доверял вам свои тайны, посвящал в дела, о которых знал только узкий круг людей?

– Мне кажется, у него и тайн‑то не было.

– От вас?

– Нет, вообще. Он был очень простым человеком, которому вряд ли было что скрывать от людей.

– Скажите, Вольский не собирался увольняться, уезжать? Понимаете, как‑нибудь менять свою жизнь?

– Постойте, зачем ему это? – удивился я.

Ленский постарался напустить безразличный вид.

– Мы просто отрабатываем версии. Может быть, у него переменилось настроение в последнее время?

– Именно в последнее время мы виделись реже.

– И тем не менее, господин Меерсон.

– Насколько мне известно, никаких перемен с ним не происходило.

– Вольский передавал вам на хранение какие‑нибудь вещи?

– Разумеется нет.

В разговоре возникла пауза. Полицейские сопоставляли в уме мои ответы с сформировавшимся у них виденьем событий. И что‑то явно не складывалось.

– Вы недавно пришли? На вас мокрая одежда, – заметил Ленский. – Мы видели вас возле Опеля на улице. Вы, кажется, грузили туда компьютер. Водитель машины ваш друг?

– Да, но какое отношение это имеет к смерти Вольского? – быстро среагировал я. – Давайте поговорим по делу и закончим с этим.

– Куда ваш друг повез компьютер?

– Это‑то здесь причем? – устало спросил я.

– Вы правы, – задумчиво произнес Ленский, – это совершенно не важно.

Стромнилов тихо усмехнулся.