Когда наступает ночь
Когда я вновь осмелилась взглянуть на Уилла, он передавал Марли сморсы[1]. Горячий шоколад потек по его руке, и я не могла отвести взгляд. Как часто мы ели сморсы у костра! Как часто я слизывала шоколад с его пальцев! Я машинально провела языком по резко пересохшим губам.
– Ты знаешь, как осчастливить девушку! – сказала ему Марли, и у меня от этих слов образовался такой ком в горле, что пришлось несколько раз сглотнуть.
Я в панике огляделась. Внезапно все стало невыносимым: жар костра, ночная прохлада, рука Бьёрна на моей коже, смех и голоса людей. Я схватила себя за горло.
– Тут есть безалкогольные напитки? – мой голос звучал хрипло и как‑то шершаво, прямо как мамина наждачная бумага.
– Да, – крикнул Блейк из своего песчаного плена куда‑то нам в ноги. – Джек специально для Марли купил вишневую колу.
Джек так топнул ногой, что Блейк получил в лицо целую горсть песка.
– Заткнись! – он бросил обеспокоенный взгляд на Марли, но она, кажется, ничего не услышала. Они с Уиллом сидели, склонив головы, и о чем‑то секретничали.
Я прокашлялась, сглотнула ком в горле и снова начала кашлять.
– Я принесу, – с этими словами Джек исчез в толпе. Вскоре он вернулся и протянул мне бутылку вишневой колы. Я сделала большой глоток. Сладкий вишневый вкус растворил ком в горле, но не смог унять мое клокочущее сердце.
– Спасибо, Джек.
Он кивнул и вновь взглянул на Марли. Неужели Джека тоже задело, что лучший друг так близко с ней общается?
Я отпила еще и задрожала, когда прохладный напиток пошел по горлу.
– Ты замерзла, älskling? – тут же спросил Бьёрн с беспокойством. – У тебя мурашки.
– Я… Все в порядке… – я обхватила себя руками и начала растирать кожу.
– Я принесу кофту из машины, – сказал Бьёрн и скрылся в темноте.
Я повернулась к Джеку, но он тоже внезапно исчез. Так же как Уилл и Марли.
Я прищурила глаза и начала выискивать друзей в бушующей толпе. Фиону, Элли и Блейка тоже не было видно.
Ну круто! Первый вечер дома, а меня уже все кинули. Внезапно я почувствовала невероятную усталость. И вряд ли она была связана с джетлагом. Я со вздохом обняла себя покрепче и побрела по песку за Бьёрном.
Из‑за мерцания пламени я почти ничего не видела за пределами костра. Казалось, что вокруг него образовалась черная дыра, которая грозила меня поглотить. Я уже не понимала, где парковка. Потерянная, я пошла сначала направо, потом налево и начала звать Бьёрна. Без ответа. Я собиралась найти его и тут же поехать домой. Причин оставаться больше не было. Вечер так меня взбудоражил, что коврик для йоги был необходим как воздух. Мне срочно нужно было помедитировать, разгрузить голову и преодолеть вновь вспыхнувшие страхи.
Я засунула руку в карман, чтобы достать телефон. С фонариком я уж точно найду дорогу. Я тянула изо всех сил, но шорты стали такими тугими на попе, что мне было сложно высвободить телефон из кармана. Я так сильно его дергала, что пару шагов прошла на нетвердых ногах, пока телефон наконец не вылез из кармана. Он выпал у меня из руки и упал куда‑то в темноту.
– Черт, черт, черт!
Я на четвереньках принялась обыскивать песок, слепо ощупывала землю под собой. Во мне начала подниматься паника. В телефоне сохранены фото из всех путешествий. Все контакты, видео, рецепты, песни. Наконец‑то я почувствовала рукой прохладный экран и с облегчением вздохнула. Затем схватила телефон и подползла к огню, чтобы лучше видеть. Краем топа я обтерла экран от песка.
Потом поднялась на ноги и… оказалась нос к носу с Уиллом.
5. Уилл
После того, как мы с Марли освободили Блейка из его песчаного плена, мы побежали за Фионой и Элли, которые с визгом уносили ноги. Мы несколько раз оббежали костер, пока я не потерял ребят из виду и чуть не врезался в Лив.
Она без предупреждения оказалась со мной нос к носу. Пламя костра бросало тень на ее лицо, которое я узнал бы даже в кромешной темноте.
Лив провела рукой по волосам – жест настолько знакомый, что у меня до боли сжало в груди. Внезапно я понял, что разучился говорить. Я забыл, что должен был на нее злиться. Забыл, что мое сердце разбито вдребезги. Я просто хотел слышать ее голос, смотреть в ее глаза, прикоснуться к ее щеке. Но мне нельзя. Больше нельзя. Все, что раньше было само собой разумеющимся, теперь стало недоступным.
И все же… Вопреки здравому смыслу в ее присутствии я расцвел, как цветок, тянущийся к солнцу. Я вспомнил песню Бена Ховарда, которую целыми днями слушал после ее отъезда. Он пел, что другой человек – океан, а сам он – всего лишь камень. Камень, который тонет в его глубинах. Мне нельзя забывать это чувство. Как я тонул, опускался все глубже и глубже. В бездонную черноту. Которая так долго меня не отпускала.
Я моргнул, чтобы прийти себя. Пора уже было сказать что‑то Лив, но голос меня не слушался.
Лив смотрела на меня.
Я смотрел на Лив.
Она откашлялась.
Я откашлялся.
– Значит… ты вернулась, – мой голос звучал безжизненно и пусто.
Лив кивнула.
– Я вернулась.
Молчание. Его нарушал лишь плеск волн, голоса друзей и музыка из колонки Блейка, звучавшая где‑то вдалеке.
– Надолго?
– На неопределенный срок. – Лив опустила глаза и большим пальцем ноги чертила круги на песке. Она что, смущена, как и я? – Я какое‑то время буду ухаживать за бабушкой. И за пчелами.
– А, ой, точно. Я слышал, она сломала ногу. Как она себя чувствует? – я почесал колючую щеку. Лив тут же взглянула на мою бороду. Раньше Лив очень ее любила, ей нравилось проводить по ней ладонью. Иногда она даже прислонялась к ней носом и говорила, что это лучший аромат на свете.
– Э‑э‑э, – Лив взглянула мне в глаза. – Уже лучше. Кажется, от перелома больше всего пострадала ее гордость.
– Представляю! – я ухмыльнулся, вспомнив Бабулю Жу‑Жу. – Она всегда была очень бодрой и хипповой бабулей.
[1] Десерт, состоящий из горячего зефира, печенья и шоколада. Впервые читатели цикла «Стихии любви» знакомятся с этим лакомством в первой книге «Когда приходит шторм».
