Космер: Тайная история

– Картина Фравы… Похоже, кое‑что мы упускаем из виду. Фрава приказала обследовать подделку, и эксперты обнаружили несколько неточностей. Сам я их, разумеется, без чужой подсказки и не разглядел бы, но они там несомненно имеются. Поразмыслив, я счел их несуразными. Ведь все мазки выполнены безупречно. Я бы даже сказал, мастерски, а манера письма полностью совпадает с манерой письма художника, создавшего шедевр. Но если ты отменно воссоздала тончайшие приемы, присущие кисти автора, зачем тогда, например, расположила луну слегка ниже, чем на оригинале? Такую ошибку, разумеется, сложно заметить, но мне кажется, ее ты допустила намеренно.

Шай потянулась за следующей печатью.

– И полотно, которое признано оригиналом, – продолжал Гаотона. – То, что сейчас висит в кабинете Фравы… Тоже подделка? Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь. – Шай тяжело вздохнула. – За несколько дней до того, в который я намеревалась украсть скипетр, я прощупывала систему безопасности дворца. Проникла в галерею, добралась до кабинета Фравы и подменила картину.

– Значит, та картина, которую считают подделкой, на самом деле оригинал, – заключил Гаотона, улыбаясь. – И ошибки на холсте в кабинет Фравы ты нанесла намеренно, создавая видимость того, что оригинал и есть копия!

– Вообще‑то, нет, – возразила Шай. – Хотя, признаюсь, к подобной уловке я в прошлом не раз прибегала, но в данном случае обе картины – подделки. Просто первая, очевидная, оставлена для того, чтобы ее обнаружили, если что‑то пойдет не по плану.

– Получается, оригинал до сих пор где‑то припрятан… – произнес заинтригованный Гаотона. – Изучая систему безопасности дворца, ты так, между делом, заменила оригинал шедевра копией. Вторую же копию, качеством чуть похуже, оставила в своей комнате на случай, если попадешься во время будущего проникновения во дворец за скипетром или тебя выдаст сообщник. Тогда бы ты призналась только в попытке кражи картины. И мы бы обыскали твою комнату в гостинице, обнаружили фальшивку и пришли к выводу, что похитить ты намеревалась именно картину, но подмену еще не осуществила. И мы бы не стали искать подлинник.

– Примерно так все и случилось.

– Что ж, весьма разумно, ведь за кражу у частного лица положено гораздо менее суровое наказание, чем за попытку выкрасть предмет государственной важности. За похищение картины ты бы получила максимум десять лет, но уж никак не смертную казнь.

– К великому сожалению, меня по наводке шута схватили, как только я вышла из галереи со скипетром.

– Но что с оригиналом картины? Где ты его… Где он спрятан? – запинаясь, спросил Гаотона. – Он все еще во дворце?

– В некотором роде, – ответила Шай. – Ведь именно там я его и сожгла.

С лица Гаотоны медленно сползла улыбка.

– Ты лжешь!

– Не в этот раз, старина. Видите ли, пронести подделку внутрь – легче легкого, поскольку на входе никого толком не проверяют, но на выходе‑то досматривают, да еще как. Следовательно, выносить картину из галереи было бы неоправданно рискованно. А подмену изначально я, если помните, совершила лишь ради того, чтобы проверить надежность охраны. В общем, интересовал меня только скипетр, а вовсе не картина, и потому, подменив картину, я тут же кинула оригинал в ближайший камин в главной галерее.

– Сама не понимаешь, что наделала! – в сердцах воскликнул Гаотона. – Это же был оригинал работы Шу‑Ксена. Его самый величайший шедевр! Шу‑Ксен ослеп и более творить не способен. Ты вообще представляешь ценность… В голове не укладывается. Зачем ты так поступила?

– Никто ничего не узнает, все будут удовлетворены подделкой. Следовательно, вред от моих действий минимальный.

– Отдаешь ли ты себе отчет в том, что картина была бесценным произведением искусства?! – Гаотона впился в Шай взглядом. – Твой поступок – просто проявление гордыни, и ничего более. Ты и продавать‑то ее не собиралась, желала лишь потешить самолюбие. Изначально стремилась к тому, чтобы именно твоя работа оказалась на всеобщем обозрении в галерее. Ты лишила нас всех великолепнейшей картины только ради того, чтобы возвысить себя в собственных глазах.

Шай пожала плечами. На самом деле причины, побудившие ее сжечь картину, были куда серьезнее, чем представлялось Гаотоне. Хотя она действительно уничтожила шедевр.

– На сегодня мы закончили. – Побагровевший Гаотона поднялся и в отчаянии махнул рукой. – А ведь я подумал… Эх, чтоб тебя!

Он рывком распахнул дверь и вышел.

 

День сорок второй

 

 

Каждый человек – изначально головоломка.

Так говорил Тао, первый наставник Шай. Поддельщик – вовсе не мошенник или шарлатан, а художник, живописующий не красками, а людскими воспоминаниями и помыслами.

Дурить людям голову по силам почти любому оборванцу с улицы, истинный же поддельщик стремится к более возвышенным целям. Обычные мошенники туманят человеку разум и уносят ноги, прежде чем раскроется обман; поддельщик же творит нечто настолько совершенное, настолько прекрасное и реальное, что оно даже малейшему сомнению не подвергается.

«Уважай людей, которых обманываешь, – учил Тао. – И со временем научишься их понимать».

Шай сейчас не просто работала, а создавала истинно правдивую книгу бытия императора Ашравана. И книга эта в своей правде превзойдет все хвалебные оды, написанные императорскими писцами. Она затмит даже труд самого императора о его собственной жизни. Шай медленно продиралась сквозь тернии, постигая истинный характер Ашравана, собирала из разрозненных кусочков цельную мозаику‑картину его помыслов и поступков.

Гаотона назвал императора идеалистом. Сейчас, при перечитывании ранних записей императора, эта черта характера стала очевидна Шай. В частности, об идеализме свидетельствовали слова императора о подданных. По его мнению, империя вовсе не была чудовищем. Но была ли она прекрасна? Тоже нет. Империя просто была, просто существовала.