Красный город. Певец-2

– Се человек! – возгласил Боэций, любуясь шнурком и покачивая его то в одну, то в другую сторону.

– Аллегория нам понятна, – нетерпеливо сказала королева, – однако с таким же успехом Вы могли бы сравнить человека с горошиной, или с камушком, или с веточкой…

Боэций, не отвечая на это нападение, продолжал покачивать свой шнурочек, изредка продевая его сквозь какие‑то тряпочки и петли других шнурков, которые держал левой рукой. И он делал всё так ловко, что прежний сирота серой масти вдруг на глазах у публики растолстел, посолиднел и превратился едва ли не в крепкий кусок корабельного каната. Да и цвет его изменился: теперь это был уже разноцветный, солидный персонаж, словно бы по случайности оказавшийся в компании других шнуров.

– Так, так, так… – рассмеялась проницательная королева. – Да Вы злой человек! К чему бы это совпадение, скажите?

– Какое, Ваше Величество?

– Серый, синий, белый… Да ведь это же цвета нашего господина Бермон…

Боэций в притворном ужасе воздел руки к потолку, умоляя не произносить имени.

– Что́ Вы, Ваше Величество! Всё случайность!

– И вовсе никто не думал о господине… – начала Надя, но её перебил отец, закончивший беседу с господином Сакром.

– Не думал, – сказал Виллем, – и даже думать не мог.

– Что ж поделать! Некий господин, о котором никто не думает, сам собой превратился из простого серого шнурочка в солидную фигуру, ах, прошу прощения, в солидный канат, наживающийся на поставках в королевскую армию, – сказал Боэций.

– Разве шнур имеет возможность наживаться? – спросил король. – Он же просто шнур, не человек.

– Вот об этом мы как раз и размышляли, – отвечал Боэций.

– Вы подготавливаете её к будущему правлению в таких вопросах, о которых она не рассуждает со своими учителями, – заметила королева Аурика.

– С учителями мне скучно, мама, – буркнула Надя, – а господин Боэций – презабавный забавник. Он всё так просто объясняет.

– А чему ещё он тебя учил? – заинтересовался король.

– Если Ваше Величество позволит, – сказал шут.

– Да, да, пожалуйста.

Боэций ловко рассортировал свои верёвочки по карманам, оставив в руках лишь одну.

– Цвет здесь тоже важен? – не утерпела королева.

– Вовсе нет, Ваше Величество, – поклонился Боэций. – Он мог бы играть свою роль, однако философия в другом.

И он принялся оборачивать шнурочек вокруг ладони. Его длины хватило на три оборота, затем шнурок закончился.

– Короток, – заметил король.

– Как наша жизнь, – согласился шут.

– И это всё? – рассмеялась королева. – Моя дочь, например, не поверит Вам. Да и я не поверю, пожалуй.

– Увы, – грустно кивнул Боэций и стал распускать шнур.

Вопреки ожиданиям, длина его увеличилась едва ли не вдвое. К тому же продолжение шнура оказалось другого цвета.

– Как так? – удивился Виллем. – Откуда Вы взяли?.. Как это?..

– Я вовсе не при чём, государь, – отрёкся от своего деяния шут. – Такова жизнь.

И снова обернув шнур вокруг ладони, а затем распустив его, он показал, что тот опять удлинился.

– Браво! – захлопала в ладоши Надя. – Вы настоящий волшебник. Как Вам удаётся незаметно вытаскивать другие верёвочки из карманов, связывать их вместе и представлять нам? Это же сущее волшебство!

– Это философия, дочь моя, – проговорила королева. – Одни события тянут за собой другие. И они сами собой связываются воедино. Да так ещё, что, бывает, не развяжешь потом.

Надя задумалась на секунду, хотела что‑то сказать, но промолчала. Зато сказал король:

– Кажется, я понял господина Боэция.

Королева, средняя дочь короля, да и сам Боэций вопросительно посмотрели на Виллема.

– Наш дорогой учитель философии, мне послышалось, что в этом зале находится некий господин Аой. Не тот ли это темноволосый кавалер, с которым Вы так мило беседовали?

– Вы правы, Ваше Величество, – подтвердил шут.

– Пусть подойдёт, мы желаем пообщаться с ним.

Анн стоял, держа в руке бокал лёгкого южного вина. Жажда его вовсе не томила, однако, ещё не знакомый со многими обычаями, он боялся сделать нечто неподобающее и потому прятался за дегустированием напитков.

– Я бы сказал, что Вам крупно повезло, – проговорил Боэций, приближаясь к нему. – Король требует Вас к себе.

– Король? – растерялся от неожиданности юноша.

– Что же, Вы, кажется, не рады? Иные ожидают такого внимания по несколько месяцев или лет. Поторопитесь, негоже заставлять короля ждать! Ах, да отдайте же мне Ваш дурацкий бокал!

Боэций забрал вино из рук Анна, едва заметно подмигнул ему и легонько подтолкнул в спину.

– И помните, что́ я Вам говорил…

Порозовевший от волнения Анн двинулся туда, где стоял король. Ему казалось, что все в огромном зале смотрят на него: и напыщенные и раскрашенные девицы, и нагловатого вида молодые кавалеры. И даже слуги, казалось, с ухмылками следили за ним.

«Вот будет весело, если я сейчас споткнусь и упаду, – подумал Анн. – Мне, конечно, рассказывали о подхалимах, нарочно приземлявшихся в лужу из вина или падавших лицом в роскошный торт, однако же… Надо посматривать под ноги…»

Приблизившись к королевской чете, Анн почтительно поклонился и замер в ожидании.

Виллем протянул руку для поцелуя.

Анн прикоснулся губами к перстню – символу высшей власти.

– Ваше имя, кажется, кавалер Аой? – осведомился король.

– Верно, Ваше Величество.

– Мне передали, что Вы прибыли в Примейон.

Анн вновь поклонился, решив, что лучше будет молчать, нежели произносить благоглупости.

– И Вы не удивлены, что Ваш король призвал Вас издалека?

– Воля Вашего Величества – закон, – сказал Анн.

– У юноши весьма правильная позиция, – ввернул своё слово Боэций, незаметно возникший за спиной короля. – Не то, что у многих, от кого сейчас одно беспокойство.

– Мы призвали Вас, чтобы узнать обстоятельства одного запутанного происшествия, – сказал после паузы Виллем.

К замешательству Анна, оркестр именно в это мгновенье перестал играть – и слова короля прозвучали в зале громко и отчётливо. Все навострили уши и придвинулись ближе.