Крик болотной птицы

– А откуда фашисты смогут узнать, когда именно мы появились в отряде? – не понял Лысухин.

– Скорее всего, узнают, и очень скоро, – вздохнул мужчина в маскировочной одежде. – Найдутся желающие им доложить…

– Понятно, – скривился Лысухин.

– И момент второй. Оказавшись в лагере, напирайте на то, что вы друг друга не знаете. Точнее сказать, познакомились друг с другом лишь перед самой отправкой в отряд. Долгое знакомство также будет выглядеть подозрительно.

– Но и короткое – тоже, – сказал Стариков.

– Не понял, – удивленно посмотрел на него мужчина в маскировочной одежде.

– Ну, как же, – пожал плечами Стариков. – Едва только познакомились – и тотчас же решили сдаться. Подозрительно… Совместная сдача в плен – дело тонкое. С малознакомым человеком на пару в плен не сдаются…

– А ведь и вправду. – Мужчина посмотрел на полковника Корчагина. – Вот этого‑то мы и не учли. Но как же тогда быть?

– А давайте сделаем так! – после короткого раздумья произнес Лысухин и даже радостно заулыбался – так ему, должно быть, понравилась пришедшая в голову мысль. – Я – сознательно сдаюсь в плен, а его, – он указал на Старикова, – волоку с собой в качестве ценного трофея. Ну, чтобы мне, значит, было больше доверия у фашистов. Оказавшись в плену, я с радостью соглашаюсь сотрудничать с этими паразитами фашистами. Он же, – Лысухин еще раз указал на Старикова, – вначале сопротивляется и брыкается, но затем также соглашается на сотрудничество. Дескать, раз уж угодил в такую передрягу, то куда деваться, человек живет единожды, ну и все такое прочее. И уж тогда‑то, я думаю, у господ фашистов не будет оснований подозревать ни меня, ни его. – И Лысухин в третий раз указал на Старикова. – Как вам такая идея? По‑моему – неплохая идейка. Может, даже – единственно возможная в такой‑то ситуации.

После таких слов воцарилось всеобщее молчание. Идея и впрямь стоила того, чтобы ее как следует обдумать. Тем более что Лысухин стопроцентно был прав в одном – никакой другой идеи ни у кого не имелось.

– Что вы думаете? – Мужчина в маскировочной одежде глянул на Старикова.

– По‑моему, подходяще, – ответил Стариков. – Конечно, здесь очень сильно отдает авантюризмом, но ведь и вся наша операция, если разобраться, авантюра. Так что – почему бы и нет?

– Ну, хорошо. – Корчагин в раздумье потер лоб. – Допустим… Но ведь все это пока одна только идея. Никакой конкретности. Надо бы подумать о деталях.

– Да какие уж тут детали? – не согласился мужчина в маскировочной одежде. – Это в театре – сценарий, детали и все такое прочее. А там – не театр, а война, настоящий риск и ничего переиграть нельзя. И предусмотреть тоже ничего нельзя. А потому вся надежда на сообразительность товарища Старикова и товарища Лысухина. Иначе говоря, на импровизацию. Я правильно говорю, товарищ капитан? – Мужчина внимательно взглянул на Лысухина.

– Справимся, – беспечным тоном ответил Лысухин.

Стариков и вовсе ничего не сказал, но по всему было видно, что он согласен с Лысухиным.

– Что ж, – вздохнул Корчагин. – С этой частью задачи все более‑менее понятно. Итак, допустим, что все прошло гладко и вы оказались у фашистов в плену. И тогда‑то ваша главная задача – убедить фашистов в своей ценности и полезности. Ну, то есть, что вы – не просто сами по себе офицеры Красной Армии, а… – Полковник многозначительно пошевелил пальцами и посмотрел на мужчину в маскировочной одежде.

– Да, – подтвердил мужчина. – Но об этом мы говорили предостаточно, а потому повторяться не будем. Скажу лишь, что и здесь очень многое зависит от вашей выдержки, вашего мужества и…

– Импровизации, – улыбнулся Лысухин.

– И от нее тоже. – Мужчина в маскировочной одежде скупо улыбнулся в ответ. – Ну а попав в плен, вам изо всех сил нужно постараться угодить в лагерь в Астаповичах. И там – начать действовать. Как именно действовать? Как получится. Подбирать единомышленников. Убеждать карателей, чтобы они, как только окажутся вне лагеря, тотчас же начинали искать встречи с партизанами. Или, если по каким‑то причинам это будет невозможно, сами становились партизанами. Это что касается именно карателей. А вот диверсанты, которые окажутся в нашем тылу, должны тотчас же изыскать возможность сдаться нашим воинским частям, либо милиции, либо НКВД.

– Побоятся, должно быть… – покрутил головой Лысухин. – Немцы – они ведь тоже не дураки. Думаю, что прежде чем сделать из пленных солдатиков карателей или диверсантов, они настолько задурят им головы, что… – Лысухин махнул рукой. – Скажут: теперь вам возврата нет, теперь вас никто не простит, а коль попадетесь, то сразу к стенке. Ну, или что‑то в этом роде. Боюсь, что поверит народишко… А коль поверит, то и сдаваться не пожелает.

– Кто‑то, может, и поверит, – возразил мужчина в маскировочной одежде, – а другие – поверят вам.

– Тут многое будет зависеть от того, какими словами и оборотами вы их будете агитировать, – дополнил полковник Корчагин. – Немцы, конечно, будут агитировать, но и вы – тоже. Тут уж кто кого переагитирует.

– Ну, тогда всё в порядке! – Лысухин улыбнулся озорной улыбкой. – Уж в чем в чем, а в плане агитации мне просто‑таки нет равных! Помню, до войны наша боевая часть шефствовала над одним колхозом. И трудилась в том колхозе одна передовая трактористка… Уж как я ее агитировал – куда там карателям и диверсантам! И, представьте себе, сагитировал.

– Товарищ Лысухин, – сдерживая улыбку, сказал Корчагин. – Дело, о котором мы сейчас говорим, серьезное. Поэтому хотелось бы, чтобы и мы все так же были серьезными.

– А я сейчас такой серьезный, что дальше некуда, – ответил Лысухин. – Это просто у меня такое представление о серьезности. Так, значит, я ее выражаю, свою серьезность.

– Как долго мы должны быть в том лагере? – спросил Стариков. – И каким способом мы сможем из него выбраться?

– В идеале – до той поры, пока Красная Армия не освободит Белоруссию. Хотя, конечно, сейчас никто из нас не знает, когда произойдет этот долгожданный момент. Ну а по сути – как получится. Сами понимаете: чем дольше вы будете оставаться в лагере, тем больше людей будет спасено. И наших пленных, и гражданских.

– Что касается того, как вам, в случае чего, покинуть лагерь, – продолжил мужчина в маскировочной одежде. – Скажу честно – не знаю. Всего предвидеть невозможно. Никто сейчас не может сказать, как там у вас все сложится. А потому – все оставляем на ваше усмотрение. Иными словами, действуйте в зависимости от обстоятельств.

– Понятно, – обронил Стариков.

– Все это очень похоже на смертельный риск. – Лысухин опять улыбнулся, и его улыбка была все такой же беспечной и по‑детски искренней, будто он говорил сейчас не о собственной смерти, а совсем о другом – например, все о той же мифической передовой трактористке из подшефного колхоза. – Что‑то вроде того, как кинуться под вражеский танк с гранатой. Доводилось мне однажды видеть. Очень, знаете ли, впечатлительно…

– Это приказ! – жестким тоном произнес полковник Корчагин.

– Понятно, что не любовное предложение, – дурашливым тоном ответил Лысухин. – Разрешите приступить к выполнению?