Кровь завоевателя

Я подошла к библиотекарю, стоявшему над огромной конторской книгой. На нем была похожая на башню фетровая шляпа Философов и синяя мантия с черной оторочкой.

– Выдана, – ответил он, когда я спросила про книгу.

– Кому?

– Мы не сообщаем такие сведения.

Ни намека на вежливость на скучном, старом и рябом лице.

Я едва не сказала, что я – возлюбленная наследного принца. Но потом поняла, что библиотекарь даже не называл меня «султанша». Ему просто плевать на мой титул.

– Когда ее вернут?

– Через неделю.

Обычный срок, означавший, что книгу взяли сегодня утром. Но кто еще в этом городе мог интересоваться древним томом по медицине? Стоит ли мне беспокоиться?

Пока я могу обойтись и без него. Первый том освежил мои знания о крови – она бывает с разными вкусами, как шербет. Каждым типом можно написать определенные руны, и некоторые могут быть написаны более чем одним типом. Второй том предположительно описывал самые древние типы, что поможет мне определить их, если я их когда‑нибудь снова встречу.

Разочарованная, я покинула Башню мудрости и вернулась к себе. В полдень я отправилась в тронный зал Песчаного дворца. Вход во дворец охранял симург, его волчья голова смотрела вниз с резных арок из песчаника. Орлиные крылья распростерлись над садом, давая больше тени, чем пальмы. Селуки слишком гордились своими птичьими символами. Говорят, над созданием одной этой статуи трудилось двести ремесленников в течение шести лет, хотя большинство историй в этом городе изобиловали преувеличениями.

Сквозь стеклянный купол тронного зала струился солнечный свет. Каган силгизов стоял во главе двадцати воинов, все были в бордовых доспехах, словно явились на битву. Напротив них на золотой оттоманке восседал Тамаз и метал взглядом молнии в закованного в цепи человека, скукожившегося у помоста.

– Пусть весь мир станет свидетелем, – произнес Тамаз. – Скажи это еще раз.

Человек с подстриженной бородой носил грязный кафтан и вонял даже с такого расстояния. Кончики его пальцев были обрезаны, словно колбаса. Перо он больше держать не мог.

– Мне приказал написать это посланник кагана йотридов, – сказал он.

– Ты… ты был моим писцом, – с отвращением бросил Тамаз, – а не кагана Пашанга. Так почему же ты это сделал?

Писец с дрожащими губами смотрел в пол, но молчал. Хорошо.

– Похоже, придется еще потрудиться, чтобы добыть из него правду.

Тамаз махнул рукой, и к писцу подошли два гуляма с золочеными булавами в мускулистых руках.

– У меня есть вопрос, – прогремел чей‑то голос из толпы. Жесткий голос, который как будто отдавался эхом сам по себе.

– Подойдите, Великий муфтий, – сказал Тамаз.

Хизр Хаз откинул капюшон: его подстриженные седые волосы и грубый коричневый халат казались неуместными среди великолепия Селуков.

– За какие грехи они были наказаны? – спросил он.

Действительно, в написанном писцом послании говорилось: «Расплата за ваши грехи».

Несчастный продолжил дрожать на полу. Затем поднял взгляд на Великого муфтия и сказал:

– Они сожгли все цветы.

Хм. О чем это он?

– Цветы? Где? – нажимал Хизр.

Писец всхлипнул, глядя шейху в глаза, и пробормотал:

– Посланник кагана йотридов приказал мне это написать.

Ему нечего было больше сказать. Хорошо.

– Каган Джихан, можете забрать этого человека. Делайте, что посчитаете нужным, чтобы узнать правду и найти тех, кто незаконно обезглавил ваших людей.

Джихан шагнул вперед и окинул дрожащего писца ледяным взглядом. Он и правда напоминал Сиру – оба высокие, но Сира тонкая, а Джихан достаточно крепок, чтобы устрашать. Его длинные волосы вились меньше, чем у нее, хотя разве не считалось неуважением мужчине щеголять длинными волосами в присутствии шаха? Возможно, ему было все равно.

– Этот писец вот‑вот обделается, – сказал он на силгизском, родственном диалекту, на котором говорило соседнее с моим племя. – Но все же он никого не убил. Он всего лишь сделал свою работу – написал. Правосудие требует убийц, а не этого беспалого дурака.

– Возможно, каган Пашанг сможет поведать вам больше, – сказал Тамаз на сирмянском, тоже родственном силгизскому.

Джихан покачал головой:

– Хотите верьте, хотите нет, но когда‑то мы с Пашангом были друзьями. Даже лучшими друзьями. Не могли наговориться друг с другом. Однажды, когда мы боролись, он ударился головой о камень. С тех пор у него не все дома. – Он постучал по голове. – Он будет рад, если силгизы и Аланья начнут войну, но… хитроумные планы – не его конек.

– Кто‑то другой мог предложить идею, а он лишь отдал приказ, – настаивал Тамаз.

– Кто‑то другой. Вы так этого хотите.

Тамаз поднял руки:

– Похоже на то, чтобы меня заботило, чем занимаются на рынке силгизские торговцы?

– Торговцы пряностями, – поправил его Джихан. – С тех пор как я у власти, мы, силгизы, обеспечили сухопутные пути к нескольким царствам – поставщикам пряностей. Интересно, кто еще здесь торгует пряностями и может потерять деньги?

Толпа ахнула. Я смотрела, как где‑то в ее центре Озар утирает золотым платком пот с розового лица. Все развивалось так, как я надеялась.

Тамаз вздохнул. Старик явно был сыт интригами на сегодня.

– Вы не желаете принимать признание. Не хотите брать деньги за кровь. Что еще я могу сделать для вас, каган?

– Похоже, вы не хотите наводить чистоту в собственном доме. Неужели вы с такой готовностью принимаете убийц при своем дворе?

Учитывая, что Озар женат на сестре шаха, у Тамаза не было особого выбора.

– А кто же вы сами? – усмехнулся Тамаз. – Только не притворяйтесь, что на ваших руках нет крови. Я уважаю, когда жестко торгуются, но ваша любовь к справедливости исчерпала себя. Чего вы хотите, Джихан, сын Ямара? Говорите прямо или ступайте с миром.

Я не сводила глаз с Сиры, стоявшей у покрытой каллиграфической вязью колонны впереди и кусавшей губы. Она слишком много потеряет, если эти переговоры сорвутся. Что касается меня, то у меня был запасной план – точнее, несколько. Глупо полагаться на один исход в мире, порожденном хаосом.