Кровь завоевателя

– Хадрит, я бы пришла, но.

– Разве я не сказал «очень важно»? Или ты не любишь меня? Почему ты отказываешься?

Он скрестил руки на груди.

– Хорошо, я зайду. Но не смогу остаться надолго.

– Ну, вот видишь? Упрямство со мной не работает. В будущем побереги свои слова и мое время.

Мне хотелось обозвать его сыном тапка, как сказали бы в силгизских краях, но я решила проглотить раздражение и заняться своими делами.

На парчовом ярусе Большого базара, обнаруженном в конце утомительного подъема, портной снял с меня мерки и пообещал изготовить ближе к полудню нечто великолепное. Огромное разнообразие тканей, украшений и образцов потрясало мой и так утомленный мозг, и поэтому я позволила выбирать ему. Поскольку все состоится уже завтра, большой свадьбы не будет, только символическая церемония, но мне все равно хотелось выглядеть лучше, чем когда‑либо. Празднества устроят, когда Кярс вернется и узнает, что девушка, которую он когда‑то называл «тупой дикаркой с лапками‑тростинками», теперь стала его женой. Хотя это было не самое худшее из того, что он говорил. «Ты же знаешь, я в любой момент могу тебя взять. Просто я тебя не хочу». К счастью, с возрастом он оставил свои насмешки.

Я покинула Большой базар и пошла на площадь Смеха, чтобы получить от Эше стихи – нужно было как‑то успокоиться после произошедшего. Однако его медный трон на помосте был пуст. А витиеватый вздор от прочих поэтов меня не интересовал, так что, когда село солнце, осветив облака красным, я, как человек слова, направилась во дворец Хадрита. Гулямы остались дожидаться у входа, а я вошла внутрь.

На полу гостиной на парчовых подушках расселось пестрое сборище: Хадрит с кальяном во рту; Озар, тоже курящий; крысобой – евнух Самбал, жующий кунжутные зерна; и, что самое удивительное, Эше, мастер оскорблений.

– Что все это значит? – спросила я.

– Сядь. – Хадрит щелкнул пальцами, и к нему приблизился мальчик‑слуга. – Подай то, что она пожелает. Что ты хочешь?

– Знать, что здесь происходит.

– Что ж, ты это совсем скоро узнаешь. Ты не куришь, Сира?

Покачав головой, я перевела взгляд на Эше. Он полулежал на подушке и ел белый виноград.

– Почему ты здесь?

– Понятия не имею, – ответил Эше. – Но я никогда не отказываюсь от гостеприимного приглашения, особенно знатных вельмож.

– Сира любит шербет, – сказал Хадрит мальчику‑слуге. – Ее любимый – малиновый.

– Ненавижу малину, – недовольно поморщилась я.

Хадрит выглядел так, будто только что ушиб палец на ноге.

– Да? Тогда масала?

– Ты что, позабыл, откуда я родом? Просто прикажи принести мне апельсиновый или тамариндовый.

В нетерпении и настороже из‑за этого сборища, я уселась на расшитую блестками подушку рядом с Эше.

– Теперь, когда все здесь, – произнес Хадрит, – я могу начать. Но… во имя Лат… с чего же начать? Трудно даже выбрать слова, так что скажу все как есть. Я считаю – и у меня есть этому доказательства, – что сейчас, в этот самый момент, во дворце существует клика, замышляющая свержение шаха, и – не могу поверить, что говорю такое, – во главе этой клики стоит колдун.

О святые… так неожиданно. И совсем не то, что я хотела бы слышать за день до свадебной церемонии.

Но почему удивлена только я? Эше продолжал кидать в рот виноградины. Озар булькал кальяном, а Самбал с громким скрежетом жевал семена.

– Что ж, большинству из вас это уже известно, – продолжал Хадрит, – всем, кроме Сиры… и Эше. Так что эта речь на самом деле была предназначена только вам двоим. Я надеюсь, что все понятно.

– Что тебя привело к подобному заключению? – спросила я, глядя на настенный ковер с изображением дракона, извергающего пламя на собственный хвост. Хадрит упоминал, что это был подарок султана Абистры, преподнесенный во время торговой поездки.

– Госпожа. – Самбал проглотил свои семена. – Я видел во дворце кровавые руны. Хорошо скрытые, но они повсюду.

Кровавые руны?

– И я тоже видела одну, – выпалила я. – В купальне!

– Это еще не все, – вмешался Озар. – Кто‑то пытается изобразить все так, будто я хочу войны с твоим братом и его племенем. Человек, написавший и поставивший печать на письмо о расплате за ваши грехи, – мой бывший писец, и я сам рекомендовал его в канцелярию шаха. И хотя всем известно, как я сокрушал своих конкурентов в торговле пряностями, я не убивал тех силгизских купцов.

– Но для чего им винить тебя? – спросила я. – Как это поможет им свергнуть шаха?

– И последнее, – продолжал Хадрит. – Твое племя прямо сейчас стоит лагерем за стенами. Но что, если ночью, пока мы спим, городские ворота внезапно откроются? Знаешь, кто охраняет стены Кандбаджара?

– Разумеется. Гулямы.

Хадрит кивнул.

– Все события связывает один человек. Один хитрый и злобный выскочка, за последний год набравшийся сил и влияния. Да, я говорю не о ком другом, как о паше Като – командире аланийских гулямов днем, интригане и колдуне ночью.

Честно говоря, я с трудом могла уловить здесь связь.

– Ну а если это Като, для чего ты просил меня поместить новую рабыню в гарем Кярса?

Озар выпустил струйки дыма и сказал:

– У Като есть помощники. В гареме. Как еще он мог проникнуть туда и написать там свои руны?

– А для чего эти руны? – спросила я.

Эше откашлялся:

– Так, теперь вижу, что меня пригласили не только для того, чтобы пробовать вино и фрукты. – Он сел прямо, высоко подняв подбородок. – Я считал, что ты, Хадрит, просто очередной интриган, изготавливающий гранатовый сок без гранатов. Но теперь понимаю, что ты немного умнее, чем кажешься.

– Для тебя я – паша Хадрит. И думаю, что моя внешность вполне соответствует моему интеллекту. Итак, Эше, для чего именно нужны кровавые руны?

– Это зависит от типа крови, которую в них использовали. Не зная этого, я не могу ничего сказать.

– Типа крови? – переспросила я. – Ты имеешь в виду, кровь ли это человека или животного?

Эше покачал головой:

– Нет. С кровью животного рун не создать. Кровь у людей разная, и каждым типом крови можно писать только определенные руны, хотя некоторые могут быть написаны несколькими. Но чтобы понять, для чего предназначены руны, мне нужно их видеть.

– Почему какой‑то вульгарный поэт выступает нашим главным знатоком колдовства? – поинтересовалась я.