Круг ведьмаков. Эра Соломона

– Всё, больше не могу, – тихо простонал Паша, захлопнув книгу. От переизбытка информации голова у него разболелась. Он встал из‑за стола, направился к окну, чтобы в угоду мимолётной мысли охладить голову. Отодвинул красную портьеру с золотистым орнаментом, открыл окно, выглянул наружу. Снаружи прохладно, холодный ветер главенствует над округой. За всё время пребывания Павла в этих краях здесь стоит исключительно пасмурная погода с частыми дождями, что искусно подчёркивают его извечное уныние. Его прошлые опасения не оправдались, и за время его пребывания здесь с ним не случилось ничего плохого. Из комнаты его не выставили, голос на него ни разу не повысили, дурного слова ему не сказали и даже косым взглядом ни разу не наградили. Постепенно волнение за неимением повода начало утихать.

Он стал понемногу привыкать к местным порядкам, а точнее к их отсутствию. Здесь нет расписания и строгих норм. Вставать по команде в одно и то же время от него не требуют (главное на трапезы не опаздывать), ванной пользоваться можно когда угодно и куском еды его ни разу не попрекнули. А еда здесь настолько вкусная, что от радости плакать хочется. Несчастья на время забываются, стоит только ему неискушенному подобными вкусностями отведать наколдованной еды.

Но можно ли привыкать к этому и надолго ли он здесь? За последние месяцы жизнь идёт кувырком и предчувствия очередного подвоха и болезненного удара судьбы не покидают – жизнь его к этому приучила. Может поэтому он ни разу не почувствовал себя уютно в этом доме. Взгляд привык к стенам в его спальне, спина норовит привыкнуть к мягкости постели, но он сам чувствует себя здесь совсем чужим и как всегда не к месту. Не его это дом, гость он здесь и не более. Кроме своей спальни, столовой и библиотеки он никуда более не ходит. Дом немаленький, но он не позволяет себе излишнего любопытства, которого у него по правде ещё даже не накопилось. В этом доме царит едва ли не мёртвая тишина и подобная ей атмосфера. Ему нравиться тишина, она его не беспокоит, беспокоит его лишь необъяснимый страх её нарушить и по этой причине он передвигается между своей спальней, столовой и библиотекой максимально тихо.

Библиотека стала настоящим пристанищем для него, нежели отведённая ему спальня. Пристанищем, которого в детдоме у него не было, но в котором он остро нуждался. В библиотеке тоже тихо, но по‑другому тихо. Это большое двухъярусное помещение, занимающее целых два этажа, заставлено большими высокими книжными стеллажами. Естественное освещение здесь в большом избытке. Мебель здесь (как и вся мебель в доме) исключительно деревянная и дорогая. Это место где он может, смело оставить свой удрученный мыслями разум на попечение книг.

Книги стали его спасением. Они отвлекли от проблем насущных, не позволив ему утонуть в унынии. Многое он из них узнал. С каждой новой книгой интерес разгорается с новой силой, и этот нереальный магический мир становиться чуточку реальней. А когда день кончается, он возвращается в спальню и безмолвно сидит в тишине. Молчание даёт ему возможность для мыслей, даёт возможность несколько притупить обострённые потрясениями чувства, которые и ныне причиняют боль.

«Ну, вот и боль в голове прошла» – про себя отметил он, вдыхая прохладный воздух и смотря в пустоту невидящем взглядом. Спустя миг он прислушался к шуму морского прибоя, повернул голову на звук. На следующий день после его приезда сюда выяснилось, что дом Соломона располагается недалеко от высокого обрыва, так что снаружи всегда слышан морской прибой. Но так уж сложилось, что за всё время пребывания здесь Павел ещё ни разу не видел моря вблизи. Решив сейчас же это исправить, он с необъяснимым любопытством покинул библиотеку, спустился на первый этаж, затем пересёк холл, прошёл по коридору к чёрному выходу и вышел из дома. Оказавшись на холоде, достаточно быстро разыскал путь к обрыву.

Ветер неприветлив и с бесстыдным упорством лезет к нему под одежду. Павел съёжился, но не повернул назад. Пройдя наполненный волнением путь, с большим опасением приблизился к обрыву насколько смог. Теперь он стоит в нескольких метрах от края. Страх не позволяет подойти ближе, страх клонит его к земле, страх морозит кровь в его жилах. Ноги словно ватные, кажется, ещё один шаг и он в ужасе рухнет вниз, прижмётся к траве и останется в таком положении навсегда.

Только после нескольких очень длинных мгновений Паша оторвал взор от травы под ногами и обратил внимание на то ради чего пришёл – на необъятное неистовое могучее море. Сила и размеры буйной стихии пробудили в мальчике первобытный страх, при этом намертво приковав к себе его взгляд. Он почувствовал себя крохотным и невероятно хрупким. Чем дольше он смотрит на воду, тем сильнее внутри всё сжимается. Шум моря лишь усиливает тревогу в груди, а страх от стихии пробирает до костей. Ему уже хочется уйти, но ноги не слушаются. Море слишком сильное и слишком большое (даже глазом не охватить), а он слишком слаб, слишком мал и совсем один в этом мире – никто ему не поможет.

Могучая стихия всё злей и яростней продолжает безжалостно пугать несчастного ребёнка. От страха силы быстро иссекают, он начал медленно опускаться вниз – на двух ногах он уже не устоит, вот‑вот рухнет замертво.

Вдруг Павел услышал чужой голос в своей голове – кто‑то зовёт его. Резко обернулся, обнаружил шагающего к нему Соломона. Черные перья в шубе ведьмака колышутся на ветру, но вырвавшись на свободу, неотступно кружат рядом.

Раньше Соломон по обыкновению двигался неестественно быстро и резковато (подобно призраку, а не человеку), но на второй же день хозяин дома, очевидно, заметил, какой испуг вызывает у Павла, и тогда движения ведьмака немного утратили резкость, но не скорость. И всё же Паша немного попривык и сейчас ведьмак уже не так пугает как в день их знакомства.

– Нравиться пейзаж? – подойдя к нему, спокойным голосом спросил Соломон.

– А? – Павел посмотрел на ведьмака полным страха взглядом. – Да. То есть…

– Ты напуган? – Соломон пристально посмотрел ему в глаза, и сквозь тёмные стёкла солнцезащитных очков проступила синева его глаз.

– Немного, – полушёпотом согласился мальчик и снова обернулся на прибой.

– Меня раньше тоже пугала его сила, эта неистовая мощь. Казалось что эта стихая, хочет уничтожить почву под моими ногами, – ведьмак сел на траву. – Я не понимал моряков: как можно намеренно бросить вызов чему‑то столь могучему? Но затем я больше года провёл на парусном судне и страх мой постепенно прошёл.

Павел никак не отреагировал на слова ведьмака, он продолжает ошеломлённо смотреть на волны, которые с устрашающей силой бьются о скалы.

– Ты раньше не видел моря? – ещё раз попытался завязать разговор Соломон.

В этот раз мальчик обернулся на него.

– Нет, не видел. Деда меня туда не возил, – в сердце Паши что‑то кольнуло, в последнее время он старался не думать о дедушке, поскольку боль слишком велика.

– Тебе больно вспоминать о нём. Прости. Я не хотел давить на рану.

– Ничего страшного. Я не обиделся.

– Но ты грустишь, – невесело подметил ведьмак. – Разве не поэтому?

– Многим становиться грустно, без солнца на небе.

– Выходит, что всё дело только в пасмурной погоде?

– Нет. То есть… да, – Паша устремил свой взгляд вверх. – Мне всегда очень тоскливо в такую погоду.

– В прошлом, поэтому поводу я испытывал те же чувства. Но когда‑то давно я научился любить серое небо и даже в холодном дожде нашёл теплоту.