Круг ведьмаков. Эра Соломона

Наслаждаясь вкусным ужином, они принялись вспоминать своё прошлое и под вино рассказывать друг другу тайны, которые в прошлом не осмеливались раскрыть. Этой лёгкости в общение с ней ему сильно недоставало все эти годы разлуки.

– Где ты поселился? – закрыв очередную тему, спросила она.

– Мы поселились в гостинице.

– А в какой гостинице? Подожди, ты сказал мы? – она замерла с огорошенным видом.

– Я и мой ученик.

– Я слышала, что у тебя появился ученик. Так это правда?

– Он не только мой ученик, но ещё и мой приёмный сын.

– Неужели? – обрадовалась Кира. – Я не ожидала от тебя такого.

Соломон подумал о Павле и не сумел сдержать улыбки.

– Он потрясающий.

– Не помню, чтобы ты раньше так о ком‑то отзывался. Как его зовут? – с неподдельным интересом спросила она.

– Павел. Ему девять лет и для своего возраста он невероятно умный. Ещё он довольно молчаливый, очень вежливый, воспитанный и… очень грустный. Очень ранимый. Он из тех людей кого можно одним словом обидеть, да так, что они потом дни напролёт будут это переживать. Но он очень добрый и честный, несмотря на всё плохое, что с ним случилось.

– Он сирота? – с участием поинтересовалась чародейка.

– Да. Из родственников только недавно почивший дедушка. Собственно это одна из причин, почему я взял его к себе. Не знаю, как это объяснить, но когда я увидел его изображение в кабинете Рагнара, у меня сердце в груди застучало. Мне было больно на него смотреть. Рагнар всё понял и поэтому предложил мне усыновить мальчика, а я смотрел на него через хрустальный шар – такой маленький, замученный. Но самым памятным были его наполненные печалью и страхом глаза. Я не смог отмахнуться от него – сразу понял, что уже не забуду этих глаз.

Кира сочувствующе погладила его по руке.

– Когда я впервые увидел его в живую, напуганного и несчастного, то к моему изумлению что‑то внутри меня надорвалось. Подойдя к этому испуганному ребёнку, я и сам стал испытывать страх, хотя вида не подал. Тогда я даже не представлял, что делать. Как мне с ним быть? Я же ничего не мыслю в воспитании детей, а здесь непростой малыш. Если бы ты видела его походку – он ходит как брошенный ребёнок, ребёнок, который уже смерился с тем, что он никому не нужен.

– Но в итоге ты нашёл с ним общий язык? – с надеждой спросила Кира.

– Не сразу, впервые пару недель он был очень напуган, а я не знал, как унять его страх, да я и сам был в растерянности, хотя как всегда скрыл это. От этого наше общение было весьма ограниченным. Я так нервничал, что вызвал Эммануэля в помощь. Сейчас Павел немного привык ко мне, даже адаптировался к жизни в моём доме, но не скажу, что он всецело мне доверяет. Он всё ещё в какой‑то степени держится отстранённо. Но как говориться мало по малу. К тому же, как оказалось, у нас много общего, поэтому взаимопонимание у нас есть, а это уже немало.

– Что ты имеешь в виду? – заинтересовалась Кира.

– Он многое пережил в своей жизни, вынес много боли, и именно эта боль сблизила нас, помогла найти общий язык. Хоть он и старается это утаить, но я вижу, что он ещё страдает и в такие моменты у меня сердце от боли ноет.

– С этим ты ничего не сделаешь, ему нужно это пережить. Нужно время.

Соломон с грустью согласился и сделал глоток вина.

– Талантливый непогодам развитый ребёнок, измученный, страдающий, – Кира приветливо посмотрела на него. – Кого‑то он мне напоминает.

Соломон не стал отвечать, а тут же перевёл тему:

– Ты сказала, что здесь ты можешь расслабиться, а сама до сих пор напряжена. Это из‑за работы?

Она печально кивнула и уставилась взглядом в тарелку.

– Одна сотрудница из числа моих подчинённых, работает из рук вон плохо. Я собралась её уволить, но в последний момент не смогла. У неё в жизни всё непросто, сложный период. Однако другие мои сотрудники, да и я тоже постоянно оказываемся в трудных ситуациях из‑за её некомпетентности. Я сейчас разрываюсь. Все ждут от меня действий, а я не знаю, как правильней поступить. Мне жалко её.

– Непростая ситуация, но разве это ты должна решать её проблемы? – сочувственно, без нажима спросил он.

Чародейка подняла на него свой взгляд.

– Ты бы на моём месте как поступил? – после недолгой паузы, спросила она.

– Я бы уволил её. Если она не справляется с работой, значит эта работа не для неё. Должно быть место, где она сумеет реализовать свои возможности. Лучше не думай о ней, я знаю у тебя доброе сердце и есть склонность всё воспринимать близко к нему, но не изводи себя. Решать тебе и если ты не можешь переступить через себя, то не спеши, обдумай всё хорошенько. Только ненужно взваливать на себя ответственность за судьбу другого человека. Всем нам бывает тяжело в жизни, но ты неповинна в чужих неудачах, а значит, никому ничего не должна. Лучше решай свои проблемы, а жизненные трудности других людей оставь им, поверь, они сумеют справиться и без тебя, ещё и пользу из этого извлекут.

Чародейка немного повеселела. Похоже, она тоже скучала по их разговорам все эти годы. Её давняя привычка вертеть что‑то в руках и поныне её не покинула. Сегодня в роли успокоителя выступает салфетка.

– Ты всё время проводишь на работе? – спросил Соломон.

– Увы, да, – безрадостно ответила Кира, отпив из своего бокала. – Я там практически живу. Работаю почти без выходных. Возвращаюсь домой уставшей и сразу стараюсь как можно быстрее лечь спать. Ночь пролетает быстро, отдохнуть и восстановиться не получается; как была утомившейся вечером такой и утром остаюсь. Я уже не помню, когда в последний раз мне снились сны. А когда я открываю глаза поутру, всё начинается по новому кругу, и так из года в год.

– Как ты всё это выносишь? – с сочувствием спросил он.

– С трудом если честно. Иногда… а неважно.

– Важно Кира. Мне важно, – с нотками иронии простонал он.

Блондинка улыбнулся, вздохнула, рассталась с салфеткой, взялась за бокал.

– Раньше всё было просто, – загрустила она, – вначале была школа, затем академия, а потом мне предстояло найти работу и построить карьеру. Эти задачи были велики, каждая постепенно закрывала одну главу моей жизни и открывала другую. С каждым этапом возможностей становилось всё больше, а моя жизнь становилась всё насыщенней. Раньше у меня был план, я могла представить своё будущее, а теперь, когда все эти вершины уже позади я… – она вдруг смолкла.

– А теперь ты не знаешь, как быть дальше? – закончил за неё Соломон. – Самой себе и всем окружающим ты уже всё доказала и новых вершин больше не осталось?

– Я будто на месте топчусь. А что если дальше ничего не будет, что если это всё? Тогда получается, вся моя дальнейшая жизнь будет такой? От одной мысли об этом мне становиться страшно, – она осушила свой бокал. – Может, я придаю этому слишком большое значение?

– Нет. Любой бы на твоём месте чувствовал тоже самое. И если быть до конца откровенным, я тоже временами испытываю нечто подобное.