Легенды города 2000

– Ты добавлял девушкам медвежий секрет в качестве приворотного зелья? – Полуночница внимательно следила за всеми движениями врага. – Всем‑всем?

– Тебе, наверное, интересна эта шавка, Карина? – оборотень медленно опустился на четыре конечности. Он выгнулся, и его зад резко увеличился в размерах, разрывая штаны. – На нее почему‑то не действовал медвежий секрет, и проку никакого не было. Даже в суде пришлось изображать ее, съев сердце.

Рот существа, которое я считал своим отцом, расширился и разорвался, обращаясь в клыкастую челюсть. На задние лапы поднялся двухметровый бурый медведь с черными лапами и глазами‑бусинами. С подбородка свисала длинная синяя борода, заплетенная в толстую косу, а половина верхней губы была когда‑то кем‑то вырвана, и несколько крупных клыков, которые я скорее назвал бы бивнями, торчали напоказ. На мощном торсе то там, то тут были шрамы, которые не зарастали шерстью. Был крупный уродливый рубец и на задней лапе – видимо, стоивший моему отцу жизни.

Медведь испустил мощный рев и ринулся с места так быстро, что я даже не успел сообразить, как это произошло. Они с Полуночницей покатились по полу, сцепившись в плотный клубок, и как я ни скакал вокруг, не мог подлезть с ножом, не поранив девушку.

Рослая рыжая воительница на фоне мощного оборотня показалась мне хрупкой и маленькой, но она мутузила его с таким остервенением, с такой жгучей немой яростью, что я бы не делал однозначных ставок на чью‑либо победу.

Рыжая вцепилась медведю в шею, сжимая ее так сильно, что у нее от натуги на лбу проступили вены. Будь на месте оборотня человек, она давно переломила бы ему хребет. Оборотень тянулся пастью к ее лицу, передними лапами пытаясь прижать рыжую к полу, а задними рвал ей бедра.

Волшебная зажигалка отлетела куда‑то в сторону, но я понятия не имел, как ей пользоваться. Решение родилось внезапно.

Бросив бесполезный нож, я подскочил к сражающимся и схватился за то единственное, что выбивалось из кучи‑малы.

Когда мои зубы до хруста сомкнулись на подбородке, забивая мне рот шерстью, а рука вцепилась в бороду и намотала ее на запястье, тот взвыл, да так громко, что я решил, что мои уши сейчас закровоточат.

Он оттолкнул девушку и закрутился на месте, вереща от боли. Челюсть выламывало, щепки от стола впились в лицо, а темечко несколько раз с силой вонзилось в дверной косяк, но медвежьей бороды я не выпустил.

Медведь закрутился, как юла, и с воем обрушил мне на голову первое, что попалось ему на пути – лампу.

– Убьешь меня – так и не узнаешь, кто на самом деле убил Агату! – расхохотался Керемет. – Давай, не будь соплей!

Мое лицо заливало кровью, а треснувший абажур острым краем раз за разом вспарывал лоб, щеки, губы, но я продолжал держать оборотня за бороду так, как будто от этого зависела моя жизнь, мешая ему атаковать. Впрочем, жизнью я своей больше не дорожил, и, когда торшер опустился на мое лицо в последний раз, а лампочка наконец разбилась, вгрызаясь мелкими осколками в мои глаза и кожу, я что есть мочи заорал:

– Сожги его к чертовой матери!

От боли я практически ничего не видел.

На этот раз полыхнуло не так, как в больнице, а в несколько раз сильнее. Зажигалка рявкнула в нас пламенем, и мы ударились об него, как ударяются о водную гладь прыгуны с вышки. Как ни странно, боли я не почувствовал, наоборот, лишь яркое уютное тепло и приятное покалывание по всему телу, как будто я с головой погрузился в минеральный источник.

Когда пламя угасло, я с удивлением обнаружил, что снова могу видеть. Оборотень лежал у моих ног черным искореженным скелетом, плоть на котором растворилась из‑за магического пламени, практически не пострадала только широкая приплюснутая голова.

Стены кабинета покрывала копоть, и повсюду тлели маленькие костерки – на спинке и ручках кресла, ковре, сброшенном оборотнем халате. Пластик окна оплавился, а тяжелые бархатные шторы огонь слизнул подчистую. В черных от сажи руинах было трудно узнать обломки стола. Лишь книжные полки стояли как ни в чем ни бывало. Пламя удивительным образом даже не повредило их переплеты.

Полуночница смотрела на меня так, как будто только что увидела. Бельмо в ее глазу вращалось неторопливо, как капля молока в кофе.

Она сделала несколько нетвердых шагов мне навстречу и прикоснулась к моему лицу. Щеки защипало.

– Осколки налипли, – бесцветным голосом проговорила она.

– Что это было? – я пнул обугленное тело оборотня носком ботинка. – Он мертв? Я думал, что умру в этом огне. Черт, ты же истекаешь кровью! Где твой чудо‑лейкопластырь?

Рыжая не слышала моего вопроса.

– В огне не горит, в воде не потонет, земля не возьмет, и воздух отгонит… – прошептала Полуночница, потрясенно глядя на меня. По ее щекам бежали слезы. – Восстанет из мертвых, наступит тот год, и вернет антимаг древней магии ход…

– Ты чего? – испугался я. В голове жужжало, и я подумал, что было бы неплохо обработать наши раны и куда‑нибудь присесть.

– Костя, ты все‑таки не человек.

– Что же, это многое объясняет, – хмыкнул я, – как минимум то, почему со мной обращались, как с куском дерьма.

– Ты не понял, – завороженно сказала она. – Ты не понял… Впрочем, об этом мы еще успеем поговорить. Антимаг…

Она покачала головой и принялась, матерясь, заклеивать раны на животе, которые, впрочем, уже начали затягиваться сами собой. Так много вопросов и так мало ответов.

– У тебя есть пистолет? – спросил я, разглядывая то, что последние полтора десятка лет дышало, ело, спало и существовало, как мой отец. Я не мог понять, есть ли у меня чувство утраты – такое, которое жило со мной со дня смерти матери. Все представления о том, кто я и каков мир вокруг меня, разбились вдребезги, когда Полуночница впервые заговорила со мной. – И почему ты не применяла против оборотня магию?

– Это оборотень, тем более лорд Обакэ – старейшина, – рыжая обошла тело кругом, тоже рассматривая его. – У таких, как он, шкура рикошетит некоторые заклинания. А зачем тебе пистолет?

– Хочу всадить ему в башку пару пуль, – честно признался я. – Я еще не разобрался в этом вашем волшебном мире и не знаю, есть ли у вас некроманты, но как‑то не хочу проверять. Вряд ли достаточно поврежденный труп можно воскресить.

– В другой ситуации я бы поинтересовалась, нет ли у тебя склонности издеваться над мертвыми, – Полуночница наклонилась и вытащила из голенищ сапог два небольших пистолета и один подала мне. Знатоком огнестрельного оружия я не был, так что ни марку, ни модель я не узнал и не мог сказать, человеческие это изобретения или все‑таки магическая разработка, но подивился, как в потасовке с оборотнем пистолеты не вылетели. – Но сейчас я тоже в настроении всадить этой мрази обойму промеж глазниц. На счет три?

Пистолет давал небольшую отдачу каждый из шести раз, когда я нажимал на курок. Я никогда не бывал даже в обыкновенном тире, но с такого расстояния промахнуться было тяжело.

Пули вошли легко, пробивая лобную кость навылет, и двенадцать пуль превратили голову оборотня в кровавое месиво.