Летний рай

– Нуда, нуда! И это никак не связано с вчерашним трупом!

– Ой, Саня, ну что ты цепляешься? Ну, да, я хотела разузнать что‑нибудь о трупе, и что тут такого?

– И что, разузнала? – я проигнорировала ее попытку перейти от защиты в нападение.

– Да фиг! – не смогла скрыть своего разочарования сестра, – ее «замша» сказала, что Маргарита в понедельник утром позвонила и заявила что болеет. Дала «ЦУ», и всё, больше не звонит, и на звонки не отвечает.

– Странно… – я побарабанила пальцами по рулю, – Маргоша, насколько я знаю, не любит оставлять свою аптеку надолго.

– Вот именно, Сань, тебя это не настораживает? В свете последних событий?!…

– И что? – я раздражённо повернула ключ в замке зажигания, и медленно вырулила на дорогу. Инка угрюмо ёрзала на сиденье, но молчала. Ровно до первого светофора.

– Сань, я чё думаю, – сестрица сделала вид, что эта мысль только что, совершенно случайно, пришла ей в голову, – может забежим к ней домой, а? Тем более, что почти мимо едем.

– Инн, я Макару обещала!

– Ты что ему обещала с Маргошкой не общаться? – закусила удила Инка, – Нет! Поэтому ты имеешь полное право навестить подругу!

– Ну, если рассматривать вопрос с этой стороны…

И я, впрочем как и всегда, пошла на поводу у этой авантюристки.

Маргарита жила в новом, семиэтажном и пятиподъездном доме. Во двор заезжать я не стала: там никогда нет свободного парковочного места, а если и есть, то я никогда в жизни не припаркуюсь, без того, чтобы не помять пару‑тройку чужих машин. А если и припаркуюсь, то без эвакуатора, не выеду. Поэтому, я скромно приткнула свою «ласточку» на обочине, с торца дома.

Инка, энергично вывалилась из машины, и, не дожидаясь меня скрылась за углом. Когда я дохромала до нужного нам подъезда, она уже держала для меня открытую дверь, нетерпеливо приплясывая на месте.

Поднявшись пешком на второй этаж, мы изумлённо уставились на приоткрытую дверь в квартиру Маргариты. По моей спине пробежал целый табун холодных мурашек, захотелось снова завопить во всю глотку и, сломя голову, броситься вниз по лестнице. Инка, как будто догадавшись о моих коварных замыслах, крепко схватила меня за руку.

– Ну, – полушепотом поинтересовалась она, – мысли какие‑нибудь имеются?

Я затрясла головой:

– Только матерные.

– Тьфу ты, – выругалась сестра, – ну поднапрягись, Санька, ты же умная. Ты же эта, как тебя, писательница, Ёшкин корень!

Я послушно «поднапряглась».

– Исходя из моего криминального опыта, могу тебя заверить, что ничего хорошего мы там не увидим, – а про себя я подумала, что за открытой дверью квартиры, в которой проживает человек, предположительно знакомый с трупом, по законам жанра, должен быть труп хозяина квартиры…

– Маргошка! – мне стало дурно от одной мысли об этом, я прислонилась к стене и на минутку, чтобы перевести дух, закрыла глаза. Когда я их открыла, они тут же полезли на лоб. Я увидела как Инка рукой, одетой в прозрачную полиэтиленовую перчатку, осторожно, держась за косяк, открывает дверь.

– Ты… где ты взяла перчатку?!

– Краску для волос купила, как знала, что пригодится, – она протянула мне вторую перчатку, – надень на всякий случай, да за ручки дверей не хватайся, там могут быть отпечатки, сотрёшь ещё.

– Ты давай поучи еще меня, – огрызнулась я и шагнула за ней.

Мы, на цыпочках, вошли в прихожую, в квартире стояла убийственная тишина. Не раз бывая у Маргошки дома, расположение комнат мы знали хорошо.

Справа гостиная, напротив кухня, прямо по курсу ванная комната, слева от нее туалет, а прихожая делает поворот направо и по левой стене рядом две спальни: Маргошкина, и ее дочки, Лерочки, которая, если мне не изменяет память, уже четыре года учится в Москве.

Инка повернулась ко мне, и с лицом командира отряда спецназа, молча ткнула в меня пальцем, а затем им же указала на гостиную и кухню. Потом ткнула себя в грудь и указующий перст изобразил поворот направо. Стало быть, если я что‑то понимаю в языке жестов отряда специального назначения, то я должна проверить гостиную и кухню на наличие трупа, а она берет на себя спальни. А как же туалет и ванная, они что так и останутся необследованными? А ведь там как раз очень удобно прятать трупы, например в ванну можно целых три, а то и все четыре спрятать, если они, трупы то есть, не слишком толстые… тьфу ты, что за дурацкие мысли лезут в мою голову в самый неподходящий момент!

Я с тоской посмотрела на удаляющуюся на носочках Инку, и стараясь не топать шагнула в гостиную. Трупа там не было. Живых тоже никого, хотя следы жизнедеятельности присутствовали.

На подоконнике – пепельница полная окурков, со следами губной помады и без следов тоже, но все одной марки: женские с ментолом, значит Маргошка курила одна. Один окурок длиннее других, не докурен даже до половины. Рядом с пепельницей стоит чашка с недопитым, кофе.

Я, рукой в перчатке, осторожно (не за ручку) наклонила чашку: подернутая двух, или трехдневной плёнкой черная жидкость обнажила на боку жирную черную кайму. Значит хозяйки дня три не было дома, аккуратная Маргошка не допустила бы такого безобразия. У нее всегда все на своих местах, как в аптеке.

Я обвела комнату взглядом и тут же наткнулась на ещё одно доказательство правильности моих умозаключений: в углу, возле дивана у Маргошки всегда стояла большая напольная ваза, с торчащим из нее длинным, экзотическим, искусственным цветком, сейчас же вместо нее на полу лежала кучка крупных осколков, а на ней возлежал тот самый цветок, согнутый в форму венка.

На кухне царил полнейший хаос. Но, слава богу, никаких трупов. На полу валялась битая посуда, пустые контейнеры из‑под круп и макаронных изделий, каковые живописно покрывали весь ламинат. Интересно, для кого Маргошка покупает цветные макароны? Я залюбовалась замысловатым узором, выложенным рукой, не лишённой художественного воображения. Обычно такие макароны берут для маленьких детей, чтобы веселей было есть скучную пасту.

И тут я услышала шаги… осторожные, крадущиеся, и тем не менее явственно слышимые, шаги… не Инкины. От входной двери. Ближе всего, ко мне стоял кухонный стол. Обыкновенный, на четырех ногах, приблизительно сто двадцать на семьдесят. Понимая умом, что спрятаться там абсолютно нереально, телом я уже через секунду сидела под столом. Кажется я даже перестала дышать. Но мне это не помогло.

Хрустя разноцветными макаронами, ко мне неотвратимо приближались кожаные ботинки на толстой подошве, какого‑то огромного, нечеловеческого размера. Такие ботинки могут принадлежать только сказочному гоблину.

Он склонился к самому моему лицу, я чувствовала его зловонное дыхание, близко‑близко видела его глубоко посаженные, прозрачные, с жёлтой крапиной у зрачка, глаза, и не могла пошевелиться.