Летний рай

– Так‑так, и кто это тут у нас такой любопытный? – сипло пробормотал гоблин, больно тыкая дулом пистолета мне в ребро. От страха мой язык будто присох к нёбу, но даже если бы я смогла ответить, я все равно не успела бы это сделать. Потому, что в ту же секунду из прихожей раздался страшный грохот, как будто там роняли мебель, но даже этот грохот перекрыл чей‑то дикий вопль.

– Не двигайся, замочу в сортире!

Гоблин от неожиданности дернулся в сторону, и со всего маху ткнулся затылком об угол шкафа. Что‑то смачно хрустнуло, в его прозрачных глазах мелькнуло удивление, но почти сразу же они закрылись и он кулем свалился к моим ногам. Инка, а это именно она вопила и роняла мебель, наклонилась над гоблином и пробормотала:

– Вы хочете трупов? Их есть у меня!

А я в оцепенении, уставилась на большой черный пистолет в ее правой руке.

– Иии‑ инна, это что?

– А, это… – Инка, деловито дунула в ствол, и сунула пистолет за пояс джинсов. – Димочке купила, правда классный? Жалко так и не пригодился, этот гад самоликвидировался, – и она хорошенько, от души, пнула гоблинский зад.

– Инн, а зачем ты орала что в сортире замочишь?

– А я знаю? – пожала плечами сестрица, – как‑то само выскочило, наверное в кино видела. Ты давай‑ка, мать, вылезай из окопа, чего разлеглась, надо делать ноги, не ровен час наш терминатор очухается, тогда мой ствол уже не поможет.

Легко сказать, вылезай: когда я втискивалась под стол, я не задумывалась о том, как я буду оттуда выбираться. А угрозы гоблина усугубили. В стремлении стать незаметной, я свернулась в какой‑то немыслимой позе, так что теперь я испытывала некоторые… ммм… затруднения. Нет, проблем с гибучестью у меня не было никогда, с самого детства изумляла всех всевозможными выгибонами, но, поверьте, девять лишних килограммов живого веса, как‑то… не способствуют.

Кряхтя и постанывая, с Божьей и Инкиной помощью, я выбралась из своего, как оказалось, ненадежного убежища, и посмотрела на гоблина, который не подавал совершенно никаких признаков жизни.

– А с этим что делать, он хоть не помер?

– Да чёрт с ним, пусть валяется, одним трупом больше одним меньше…

– Да?! А как же твои убеждения, про то что не по‑христиански трупы без присмотра оставлять?

– Давай, пошли отсюда, пока нас не застукали над теплым трупом, потом ведь не докажем, что это не мы. Один труп, это случайность, а два – уже тенденция, причем нездоровая…

Лихо проскакав по ступенькам, мы, на всякий случай, обошли дом вплотную к стене, чтобы из окон нас не было видно, добежали до машины и с облегчением плюхнулись на сиденья. У меня от страха тряслись руки, сестра, наклонившись вперед, возилась с туфлёй.

– Что у тебя там, ногу ушибла? – я торопливо стаскивала с себя легкую льняную блузу, под которую утром предусмотрительно надела маечку, и стянула волосы в тугой хвост.

– Полные тапки адреналина у меня там, – сестрица окинула меня одобрительным взглядом, – очки ещё надень.

– Точно, чуть не забыла, – я надела очки, в которых вожу машину.

– Да не эти, – фыркнула Инка, – солнцезащитные надень, ты же маскируешься!

– Нет ничего более подозрительного, чем тётка под пятьдесят, в солнцезащитных очках и не на пляже. – привычно огрызнулась я, и завела двигатель.

Руки мои всё ещё заметно дрожали. Я медленно вырулила на дорогу, и включила поворотник.

– Саня, может попьем кофейку, вон кафешка через дорогу. – осторожно предложила сестра. – заодно успокоимся малость.

А сестрица‑то, оказывается, способна и на здравые мысли, не только, оказывается, игрушечным пистолетиком умеет размахивать…

Я припарковалась, как смогла, приткнув мою ласточку возле телефонной будки, и меня вдруг посетила авантюрная мыслишка. Маргошкин подъезд просматривался с этого места просто идеально.

– «Ноль‑два бесплатно» – процитировала я «Бывалого», – надеюсь, что телефон работает.

– Ты хочешь звонить в полицию? – Инка втиснулась вслед за мной в тесную, стеклянную кабинку.

– Да. Ну, как‑то нехорошо получилось с этим гоблином… следи за подъездом, – в трубке раздался щелчок, и я, нарочито кашлянув, не дав возможности дежурному представиться, заговорила старческим дребезжащим голосом, – Алё! Алё, это милиция? Милиция, это Антонина Петровна Зыкова вам звонит. Записывайте адрес: улица Парковая семнадцатый дом, квартира сорок три. У соседки давеча сильно шумели и кричали, будто убивали кого, а теперича дверь в квартиру настежь открытая, – я перевела дух, и закончила слезливым голосом. – не иначе Маргариту убили, приезжайте срочно.

Я нажала на рычаг и выдохнула. Инка неодобрительно покачала головой.

– Ну, прям артистка! Тебе не книжки писать, Саня, надо, а на сцену! Большой театр, можно сказать, обрыдался там весь без тебя.

– Не умничай. Пойдем, теперь можно и кофейку попить, со спокойной совестью.

– Думаешь приедут? – Инка уселась за столик и посмотрела в окно: место боевых действий как на ладони.

– Надеюсь что я была убедительна. Не могут же они проигнорировать сообщение о возможном убийстве.

– Ну конечно, им же больше делать нечего, кроме как таскаться в такую жару, проверять звонки чокнутых старух. – Инка вытянула ноги под столом. – Чё‑то у меня прям ножки подгуживают.

Мы уже допивали кофе, а сестрица успела даже съесть пирожок с грибами, когда машина, с полицейской раскраской, неторопливо зарулила во двор, и два мужичка в форме, совершенно щуплых на вид, потоптавшись у двери, скрылись в подъезде. Мы, молча, обменялись многозначительными взглядами, и заказали еще кофе.

– Вряд ли они с ним справятся, слишком уж хлипкие, – не спуская глаз с подъезда, сделала вывод Инка, – да, не тот нынче мент пошёл, не тот! Вот помнишь, участкового нашего, Панкратыча?! Всем ментам мент был. У него кулак больше моей головы был. Как шарахнет по башке, так наполовину в землю и войдешь, а эти… – сестрица кивнула подбородком в сторону окна и замолчала.

От подъезда, заведя руки за спину и слегка покачиваясь, шел гоблин, а по бокам его поддерживали двое хлипких полицейских.

– Инн, – мы уже съехали с бетонки, и потихоньку плелись по нашей, воспетой в стихах и песнях, посыпанной щебнем, ухабистой дороге, ведущей в село Мартыновка, – ты только Макару не проболтайся о наших приключениях.

– Я похожа на самоубийцу? – возмутилась сестра, – Я твоего Ильича не знаю что ли, сначала залезет на броневик и будет полчаса орать, как на врагов мирового пролетариата, а потом посадит под домашний арест…

– А для тебя это страшнее электрического стула.

– Конечно страшнее… а что врать‑то будем?

Я задумалась: врать мужу очень не хотелось. Не люблю я это дело, да и не очень‑то умею. Но и рассказать все как было тоже нельзя, права сестрица: сидеть нам под домашним арестом всё лето.