Луша
И все стало опять хорошо до самого июня. И даже провожать ее в лагерь родители пошли вместе. И мамка шла в бежевых босоножках, которые купил ей отец в магазине «Скороход», и они не ругались. А когда переходили дорогу, отец взял и ее, и мамку за руки, как маленьких, и Лушке так стало от этого хорошо.
Мать сунула ей кулечек с двумя помятыми, но все равно волшебными зефирами, а отец потрепал по волосам. В общем, из лагерного автобуса Лушка махала им с легким сердцем.
В заводской столовой Татьяне, как обычно вздохнув, задним числом оформили «отпуск без содержания»: работником она была безотказным, а вкалывать «на овощах» среди других поварих охотниц не было.
И зря мамка так тряслась: никто за ними не пришел и никто ничего не отнял. А рисунки с Зоей Лушка порвала все, кроме самого последнего, с моряками. Остальные страшноватыми получились.
Глава 6
«Под ноль»
Лушкину идею завить волосы и подхватить их лентой, чтобы стать похожей на Алису, одобрил Чеширский Кот. Он получился у Лушки совершенно как живой и всегда внимательно слушал со стенки гардероба, когда она с ним разговаривала или советовалась. С этого все ее неприятности и начались. Конечно, никакого вызова коллективу, как потом матери станут говорить учителя, в Лушкиных действиях не было.
Так вот, тем утром, когда родители ушли на работу, Луша намазала волосы яичным желтком (так когда‑то давно делала мама), потом вымыла голову, нагрев в кастрюле воду, и аккуратно накрутила свои крысиные хвосты на бигуди с растянутыми резинками, похожие на дуршлаг. Потом сушила волосы над газовой плитой, балансируя на табуретке. Да, это было нелегко и заняло много времени, но результат превзошел все ее ожидания. Объемные, блестящие, легкие волны она перехватила атласной ленточкой от конфетной коробки – и пыльное зеркало в коридоре подслеповато отразило самую настоящую Алису!
Учились они во вторую смену, но она, совсем забыв о времени, все равно опоздала минут на двадцать.
Луша вошла в кабинет литературы.
Класс коллективно выдохнул. Сурковские глазки увеличились до нормального размера. Куриная Жопа замерла с мелом, не коснувшись доски, а когда ожила, понеслась к директору…
Наказание Лушки за вопиющее нарушение школьной формы происходило так. Куриная Жопа позвонила прямо начальнице Татьяниной столовой посреди рабочего дня, и та заорала в клубящиеся пары кухни из распахнутой двери подсобки‑кабинета:
– Таньк, тебя в школу вызывают, да не задерживайся. Утреннюю раздачу на завтра готовить некому.
– Зачем вызывают‑то? Что случилось?! – с расширенными глазами спросила Татьяна и, отведя руки за спину, уже нервно дергала тесемки синего фартука, которые никак не развязывались.
– Не сказали. Давай, живо! Одна нога здесь, другая – там. И сразу обратно. И так прогулов у тебя накопилось. Смотри у меня, вылетишь как пробка со строгачом дисциплинарным.
Татьяна, так и не сумев развязать фартук, набросила свое «семисезонное» в катышках старенькое пальто прямо на кухонную спецодежду и понеслась в школу под тучами, угрожающими дождем.
Лушка уже давно стояла посреди кабинета, потупившись.
Уже без ленты в волосах. От волнения мать даже не заметила Лушкино преображение, но, увидев дочь живой и невредимой, немного успокоилась. Она тяжело дышала от бега, и руки у нее ходуном ходили, поэтому сцепила их на животе, аж костяшки побелели. Получилось умоляюще. Сесть ей не предложили.
– Что натворила? Говори.
Лушка хорошо видела немигающие взгляды директрисы и Куриной Жопы, брезгливо наблюдавших, как мать старалась унять дрожь своих красных обветренных рук.
Проклятым алкоголикам надо запретить рожать. Только новая химичка Ольга Кирилловна улыбнулась Лушке ободряюще и даже подмигнула: не бойся, – когда никто не видел.
Было около четырех, солнце в высоких окнах директорского кабинета скрылось за наползающие тучи, словно возвещая грядущие космические метаморфозы Лушкиной судьбы.
– …сегодня завитые волосы в одиннадцать лет, а завтра что?
– …рисовала под партой на уроке литературы.
– …помада, выпивка, сигареты, мальчики – по наклонной плоскости?
– …индивидуалистка, не считается с товарищами по классу.
– …не участвовала в оформлении зала к неделе знаний.
– …опоздала на политинформацию.
– …рисовала под партой на уроке математики.
– …и это поведение советской пионерки?
Снова в трудную минуту Лушка стала Алисой, и в голове зазвучало: «Они думают хором, совсем как насекомые в поезде».
Учительские голоса и впрямь стали какими‑то тоненькими и смешными. И Лушка совершила ужасную ошибку – она улыбнулась.
Что тут началось!
– Вы посмотрите, она смеется, ей смешно!
– Смеется в лицо педколлективу.
И наконец, самое страшное, от чего мать вздрогнула и уставилась на Лушку уже каким‑то невидящим взглядом:
– Возможно, совету дружины следует пересмотреть членство Речной в пионерской организации…
– В ленинской пионерской организации!
И вот тогда губы у матери совершенно слились с сероватой бледностью лица, и она впала в ступор, от которого Лушка уже сейчас, на улице, пыталась ее пробудить, но никак не могла.
В молчании они с матерью вышли из школы через железные ворота школы. Лушка плелась, низко опустив голову, и была готова к любым подзатыльникам.
– Мам, ну прости. Я каждый день посуду мыть буду. Честное слово.
Оттого что мать шла рядом, встревоженно дыша, не говоря ни слова, Лушка поняла, что дело плохо.
