Мальчишки в наследство. Спаси мою любовь

– Игорь будет поздно, так что везти вас некому. Няня уехала на скорой, Альбина на такси, – лениво проговариваю в пустоту, бесцельно смотря в потолок, украшенный лепниной. Вот и какой толк от денег? Ни здоровье на них не купишь, ни время. Одни проблемы.

– Я могу сама…

– Под ливнем? В конце концов, вы же не бросите детей на произвол судьбы? – выпрямляюсь, тут же встречаясь взглядом с Лилей. Наблюдает за мной долго, пристально и настороженно. Ловит каждое мое движение, каждый хриплый вздох.

– У них есть отец, – не сводя с меня глаз, вытирает Дане ручки влажными салфетками. В одну из них заворачивает конфету, делая вид, что приняла угощение.

– Их отец не откажется от помощи, – признаюсь честно, смахивая испарину со лба. – Собственно, поэтому вы здесь.

Справившись с детьми, Лиля поднимается и переключает внимание на меня. Берет со стола графин с водой, наливает немного в стакан. Покосившись на меня, добавляет еще. До стеклянного ободка.

Скривившись, я небрежно отмахиваюсь от ее неуместной заботы. Нянька перепутала подопечных, и это раздражает сильнее головной боли.

– Почему вы так настаиваете? – опустившись рядом со мной на край дивана, упрямо ставит наполненный стакан на овальный столик. – Я же вам не нравлюсь, – двигает его ближе ко мне, и я все‑таки протягиваю к нему руку.

Наши пальцы сталкиваются на холодном стекле, я чувствую бархат теплой кожи под подушечками. Согрелась все‑таки Снежная Королева, подтаяла.

Короткий, но глубокий, как омут, зрительный контакт. Мимолетное погружение в ртуть – и я грубо выхватываю стакан, заставив Лилю испуганно отдернуть ладонь и стиснуть кулачок. Делаю несколько крупных глотков, вливая в себя едва ли не половину жидкости. Пока стало полегче, встаю, упираясь в подлокотник, но стараясь при этом не коснуться Лили. Кидаю жестко:

– Не нравитесь. Именно в этом ваш главный плюс.

Ее губы едва уловимо дергаются, длинные, пушистые от природы ресницы трепещут, а в бездонных, ледяных глазах поблескивает серебро.

Оскорбилась, но в то же время должна успокоиться. Я не несу для нее ни малейшей угрозы. Никаких поползновений, косых взглядов и действий. Если Лиля наконец‑то примет это, значит, есть шанс, что останется.

– Лиля, есть хочется, – заявляют внезапно мальчишки. Обычно их за стол не загонишь, а сейчас они сами проявляют инициативу. Если я правильно читаю собственных детей, то… сложная партия продолжается.

– Мы же только из кафе, – нежно улыбается Лиля. Для детей у нее совершенно другое выражение лица, доброе и мягкое. Хоть броня и остается, зато шипы прячутся.

– Проголодались, – преувеличенно жалобно ноет Даня, опуская ладошку на пузико, натянувшее кофту. Крепыш точно не страдает от голода, однако всем своим видом пытается показать обратное.

– Покорми нас, – покосившись на брата, Леша повторяет за ним. Демонстративно поглаживает плоский, впалый живот. Получается более правдоподобно, но все равно актер из него неважный.

Лиля медлит, сомневается, хотя оставлять детей явно не хочет. Помогаю ей принять окончательное решение.

– Кухня там, – небрежно взмахиваю рукой по пути в кабинет. – Она в вашем полном распоряжении. Еда в холодильнике, только разогреть. После ужина покажу вашу комнату.

Оставляю новоиспеченную няню наедине с детьми. Не потому что беспрекословно доверяю ей – я слишком практичен и подозрителен во всем, что касается семьи… В доме установлены камеры, так что из кабинета я могу следить за тем, что происходит в гостиной, кухне и детской.

Включив ноутбук, нахожу в шкафчике стола лекарства, привычно закидываю в рот горсть таблеток. Коробку с остатками бросаю на место с такой яростью, будто определил виновника всех своих бед и наказываю его.

Развалившись в кресле, терпеливо жду, пока пройдет полчаса и лекарства подействуют. Чтобы отвлечься, устремляю уставший взгляд на монитор.

Лиля возится с мальчиками, сочетая в себе строгость и ласку. Разумеется, все делает по правилам: сначала отправляет их в комнату переодеваться, потом заталкивает в ванную мыть руки, а только после этого ритуала приглашает на кухню.

– Зануда, – усмехаюсь себе под нос.

Благодатная тишина, к которой я стремлюсь в последние дни, сейчас совсем не радует. Подсознательно жалею, что камеры пишут без звука. Я не могу разобрать, о чем Лиля беззаботно болтает с детьми, пока накрывает на стол. Не слышу ее искристого смеха, которому тут же вторят Даня и Леша. Однако того, что я вижу, мне более чем достаточно.

Расслабляюсь в кресле, чуть покачиваясь и задумчиво потирая подбородок. Я будто оцениваю со стороны чужую жизнь. По десятибалльной шкале счастья она выглядит на одиннадцать, пересекая все границы и разрушая рамки.

Лиля опять что‑то говорит ребятам, серьезно и долго, а они внимают каждому ее слову и кивают. Ухмыльнувшись, на секунду прикрываю глаза. Чувствую легкость и нечто новое, похожее на удовлетворение или… радость. Вместо боли по телу разливается тепло, странное и непривычное. Это точно не лекарства. Но я не хочу даже думать, в чем причина. Позволяю себе передохнуть перед продолжением своего последнего забега.

– Папа, – звучит после короткого, хаотичного стука по дереву.

В кабинет влетает Даня и придерживает дверь, пропуская Лешу с небольшим подносом. Вдвоем они тащат ценную, неустойчивую ношу ко мне, качают со стороны в сторону, едва не роняют по пути. Посуда гремит и звякает, вилка слетает на ковер, а из стакана что‑то выплескивается.

Подскакиваю с кресла, чтобы помочь мальчишкам, но они будто не замечают меня. Целиком сосредоточены на важной миссии, переругиваются друг с другом, пыхтят, шатаются.

– Та блин, не толкайся!

– Отстань, руки дырявые!

– Кхм‑кхм? – обращаю на себя их внимание.

– А, о‑ой, – близнецы спотыкаются у стола, с грохотом опускают на него поднос. Чудом успеваю перехватить его. – Приятного аппетита, – неестественно улыбаются, чересчур обнажая ровные зубки.

Переминаются с ноги на ногу, играют бровями, спрашивая без слов, нравится ли мне, и ждут похвалы.

Хмыкнув, опускаю взгляд на поднос. Порция риса с овощами и мясом, стакан сока и съехавший с тарелки тост, политый джемом… в виде улыбающейся мордочки.

Ребячество. Однако заставляет меня растеряться.

Обычно в моем доме все делает прислуга. За рационом детей следят няни и Альбина. Я ввиду загруженности – предоставлен сам себе. Никогда не завтракаю, обедаю в ресторане или секретарша заказывает еду в офис. Ужин – как придется.

– Спасибо, – хрипло выдаю. Выжимаю из себя ухмылку, такую же кривую, как у растекшегося по хлебу смайлика.

Казалось бы, еда как еда, ничего особенного. Сервировка далека от идеала, вид отнюдь не ресторанный, а подача… Раскладываю пару салфеток на подносе, чтобы они впитали пролитый сок.