Мальчишки в наследство. Спаси мою любовь

– Молодцы, – подхожу к сыновьям и, еще до того как увидеть задание, ободряюще треплю их по макушкам. Поддерживаю, несмотря на результат. – Действительно молодцы, – тяну с хрипотцой, удивленно читая итог их с Лилей работы.

Мои дети правда такие смышленые? Им же всего пять лет.

– Предыдущие педагоги утверждали, что они не воспринимают информацию, – выпаливаю на автомате, не отпуская от себя мальчишек, которыми сегодня по‑настоящему горжусь.

– Вас обманули, – нежно смеется Лиля, суетясь у доски. – Значит, кто‑то не умеет ее правильно подавать. Нельзя недооценивать детей, – заключает важно.

Невозмутимо возвращается к уборке, а Даня и Леша спешат ей помочь. Они выглядят так, будто и есть настоящая семья, в которой я… лишний. Неожиданный поворот. Надо забирать своих детей, пока Лиля их не присвоила окончательно. Впрочем, она сама еще ребенок. Прячет наивность и жизнерадостность под маской строгости и серости.

Прощаемся без стычек и эмоций, вполне добродушно, что можно считать временным перемирием. Перед уходом я все‑таки незаметно оставляю на столе стопку купюр – выгребаю из бумажника только крупные, чтобы не мелочиться и не задеть девичью гордость. Сомневаюсь, что Лиля примет деньги адекватно, однако с моей стороны это обычная благодарность за услуги и помощь. Судя по чересчур скромному внешнему виду, они ей не помешают.

Покидаю кабинет первым. После недолгой заминки в коридор вываливаются дети, толкая друг друга и пересмеиваясь. Лиля больше не появляется, да и черт с ней. Надеюсь, после сегодняшней встречи она угомонится и больше не будет вызывать меня в центр. Ей явно не понравилось наше общение, впрочем, как и мне.

– Папа, это тебе от Лили, – тихонько зовет меня Леша, когда я пристегиваю его в автокресле.

Ныряет ручкой в карман и выуживает оттуда смятый комок… купюр. Того же номинала, что я оставлял на учительском столе. Значит, нашла сразу же, хотя я пытался спрятать между учебниками.

– Хм, а что она сказала, когда дала вам это? – бросаю деньги в бардачок, после чего протираю мальчикам ручки важными салфетками.

– Ничего. Вернуть папе. И все, – надувает губки Леша.

– А я еще слышал, – вмешивается Даня, вынуждая меня наклониться вглубь салона и податься ближе к нему. Сосредоточившись на маленьком напряженном личике, я застываю в ожидании приговора. – «Пусть железный дровосек купит себе сердце», – закатив глаза, сын старательно цитирует пигалицу.

– Ясно, – выплевываю зло и, в миллионный раз проверив все ремни, захлопываю пассажирские двери.

Всю дорогу пытаюсь выбросить из головы дерзкую Лилю, но ее надоедливый голос жужжит в ушах, а перед глазами мелькает ехидная полуулыбка. В красках представляю, как она ругает и проклинает меня сейчас. Однако виноватым себя я по‑прежнему не считаю. Просто она слишком принципиальная, хотя в нашей ситуации это неуместно.

– Папа, а в магазин? – спохватывается Леша, когда мы въезжаем на территорию особняка.

– Зачем? – заглушаю двигатель и недоуменно зыркаю в зеркало заднего вида.

– Сердце купить, – поясняет Даня.

Запомнили же, что Лиля брякнула. Помимо несомненной пользы, она приносит вред и дискомфорт.

– Не сегодня. Потом… – бросаю неопределенно.

В следующей жизни. В этой не осталось времени на сентиментальные глупости.

 

Глава 4

 

Лилия

Не бывает легких денег. Этой истине научила меня сама жизнь. Каждая копейка зарабатывается тяжелым трудом, потом и кровью, а в особо запущенных случаях… разбитыми мечтами. Взяв однажды в долг, придется обязательно отдать взамен нечто более ценное. Часто в трехкратном размере. Судьба любит снимать проценты.

Именно поэтому я вернула Воскресенскому его деньги. Знаю, что он всего лишь пытался решить проблему привычным ему способом. Хотел откупиться от надоедливой, зудящей над ухом училки. Я ведь почувствовала его отношение, пренебрежительное и высокомерное. Видела снисходительно брошенные им купюры. Однако он оставил слишком много. Оценив свои убытки, я поняла, что не могу принять такую сумму. Юбка отстирается, да и куплена была по скидке и столько не стоит, а кресло я высушу.

Тайком прикарманить чужое – не мой метод. Я всегда плачу по счетам прежде, чем будет начислена пеня.

«Гонора много в тебе, поэтому ни бабла, ни мужика нет», – не упускает случая поддеть меня дома Семен, мой отчим. Каждый раз, когда я уточняю, почему задерживают выплаты на его работе и не хочет ли он поискать новую, начинает хамить. Я ведь не для себя прошу, а стараюсь ради мамы. Более того, сама не сижу сложа руки: две должности совмещаю и беру репетиторство. Но с недавних пор разделила наши бюджеты и больше не храню свои сбережения дома. От этого Семен стал только злее: и если раньше пылинки с меня сдувал, особенно в день получки, то сейчас не жалеет гадких эпитетов.

– Представляю, что бы ты сказал, если бы узнал, что я только что отказалась от суммы, превышающей мою месячную зарплату, – горько усмехаюсь, глядя на хронически мигающий телефон.

Сообщения из дома сыплются нескончаемым потоком, но я игнорирую. Не хочу портить себе настроение перед поездкой к маме. Она и так подозревает неладное, а я продолжаю сохранять иллюзию настоящей семьи, лишь бы не нервировать ее. Я научилась улыбаться, когда хочется реветь белугой. Внутри меня перепутаны рычаги эмоций.

Сделав глубокий вдох и покосившись на время, собираюсь бросить телефон в сумку и мчаться на автобус, но…

– Назар Егорович? – недоуменно шепчу, когда на дисплее среди вороха мусора замечаю имя директора реабилитационного центра для инвалидов.

Три пропущенных звонка…

Дрожащими пальцами лихорадочно набираю его номер.

– Лилия Владимировна, – в динамике раздается вкрадчивый мужской голос, и мое сердце ухает вниз, раскалываясь на части. – Когда вы планируете приехать?

– Что‑то с мамой? – испуганно выпаливаю, пропустив его вопрос.

– С Софией Павловной все в порядке, не беспокойтесь. Есть прогресс, причем очень хороший, – быстро отзывается врач, словно пожалев мою расшатанную психику. – Однако мне нужно переговорить с вами лично. Дело в том, что срок пребывания вашей матери здесь за государственный счет истекает, а новую квоту вам не одобрили…

– Знаю, я этого ожидала, – сипло произношу, прикрывая глаза. – Я планировала приехать после семи вечера, когда у мамы закончатся все процедуры и она сможет прогуляться со мной по территории… Что касается сроков… Напомните, когда вы нас прогоняете?

– К концу недели мы должны оформить выписку. Будете забирать маму домой? – задает логичный вопрос, что острым скальпелем полосует сердце.

– Мне некуда, – подхожу к окну, прижимаюсь лбом к холодному стеклу. – То есть… Мы можем перевестись в платное отделение?