Манекенщики
– Тебя опять послал ко мне господин Фыва?
– Да, лем 908‑ой. Он разрешает вам употреблять алкоголь только после выполнения своих обязательств перед издательством.
– Вот так и сказал?
– Слово в слово.
– Вот ведь черт, а! Сдается мне, что я уже переборщил с выпивкой…
– Помилуйте, лем…
– Скажи, что я, наверное, собираюсь сначала выспаться.
И сила «36‑708» вновь используется в качестве сравнения скорости Щенга.
– Да что этот бездарь о себе возомнил?!
И вдруг все услышали с площади Сида Вишеса брань через громкоговоритель.
908‑ой зачитывал стихотворение, с максимальными удобствами водрузившись на памятнике экс‑басиста:
«Посвящается Лейле Элси Айслэй:
Пожалуйста, срывайся на мне,
Избегай, бей посуду, ругайся!
Пожалуйста, срывайся на мне.
Старайся!
Пожалуйста, прошу, проклинай,
Шантажируй, с петель сорви дверь.
Пожалуйста, прошу, проклинай,
Убей!
Пожалуйста, душу терзай мне, реви,
Рви волосы, режь, ударь по лицу.
Пожалуйста, душу терзай мне, реви.
Не к концу!
Пожалуйста, навсегда уйти обещай,
Выбрасывай вещи из дома, сожги.
Пожалуйста, навсегда уйти обещай,
Но люби!»
И потом сладко уснул.
2113 год
12 июня
Вы когда‑нибудь бывали в «Доме Наоборот», где все наоборот? Настолько наоборот, что здравый смысл граничит с абсурдностью, а невиданные глупости приравниваются к проявлениям гениальности. Место, где правит полная деградация, как наивысшая степень совершенства и расцвета человеческого индивида. Психбольница, где из лекарств, прописывают табак и алкоголь. «Выкидоны» врачей, а вернее бесшабашных медиков, которые: то залезут на столбы линий электропередач и примутся гоготать, изображая киберптиц; то обвешаются оголенными проводами и пустят по ним ток; либо изобьют до смерти какого‑нибудь пациента. Здесь все было наоборот: вместо нормальной еды подавали порошки, которые надо было заливать кипятком; вместо душа – отправляли ополаскиваться специальным химическим раствором, отталкивающим грязь. А на ночь стены обливали высокооктановым бензином, чтобы поджечь в случае бунта или побега.
Ни у кого не было особой охоты попасть сюда, особенно у 908‑ого, начитавшегося романов Рэя Бредбери и, преисполненному красно‑розовыми представлениями о жизни. И первое, с чем он столкнулся, став постояльцем этого места – с невозможностью выделиться своей эксцентричностью в «лиге первостатейных психов». Эти сорвиголовы целыми днями только и делали, что «ставили на уши» весь персонал: играли в шахматы, пили текилу, обсуждали назначение морей и океанов и разгадывали кроссворды. И, если делать как они, то отличиться не получится. А, ведь, для 908‑ого главным критерием являлось быть не похожим на остальных.
Однажды ночью, проживая еще в Звериной Клетке, пристрелив тридцать шестого за свою жизнь человека, он уныло побрел домой, осознавая всю обыкновенность этих преступлений. Людей в Звериной Клетке убивали чаще, чем они обзаводились автолоджиями. Лицензии на убийства имели многие: йорклиционеры, манекенщики, межконтинентальные бизнесмены, аппаратчики…
Законы стали такими изощренными и гибкими, что, как ни старайся, лишение жизни имело все шансы приравниваться к благодетели. Сначала все шло хорошо, у 908‑ого в кармане был пистолет, а точнее револьвер, которым он и сносил «башни» обитателям своего района – неплохой образец превосходства над человеческой жизнью, так сказать, подаренный ему однажды сестрой, постоянно напоминающий о наличии спасительного метода. А потом он разочаровался.
Поэтому, в «Доме Наоборот» парень решил проводить свое время за такими исключительными занятиями, вроде распития текилы, повествования своей жизни и написания статей.
Вот, кстати, еще одна из них:
«Все свои самые лучшие вещи я создал под действием алкоголя. Мало кто знает, но это так. Алкоголь был и остается моей музой на протяжении самой мать ее бесконечности, самой мать ее гордого величества вечности и прочей е*отни, что подразумевает бытие. Наша жизнь это дерзкая су*а, выпрашивающая жертвы для подпитки своего сволочного эго. Вот ты рад сейчас, а плата будет потом. Платят все. И платят в этой жизни, в этой форме своего жалкого плачевного существования. Как только отказался платить, жизнь тут же бросает карты и покидает стол. Это жизнь не умеет бороться, а не ты.
Жизнь боится дерзких.
Алкоголь помогал мне сочинять стихи, он помогал придумывать статьи, и он согревал меня, когда никого рядом не было. Почему я кому‑то должен в этой жизни быть обязан? Я должен быть обязан "чему‑то". Стеклянные и жестяные "подруги" заботливо несли мой творческий порыв в дикое поле фантастических заготовок, и вот тут‑то папа разгуливался и чувствовал себя как дома. Именно алкоголь давал воплощение моему духу написания, именно он повлек за собой драйв потрясений, испытываемых от красочности и эстетической пошлости слога. Именно он и был причиной этого, и как безмолвная бабочка, несущаяся на потоках андеграунда, придавала вкус и смысл нечленораздельным крикам побитой души.
