Манекенщики
– Слушай, прострели‑ка ты себе голову, Милли! – не выдерживаю я.
– Ах, вот как ты со мной теперь разговариваешь?!
– Может, хватит?..
Но эту с**у в восьмом поколении было уже не остановить. И как только у Восемнадцатидюймовика получалось с ней ладить. Ну и «влип» же я!
11:37. Лучший способ заставить замолчать женщину, это замолчать самому и не усугублять. Но я просто усыпляю ее, нажав на сонную артерию на плече.
У меня появляется идея послать за коктейлем курьера. Все‑таки никому из нас нельзя отлучаться. Но Кед, наконец, отвлекшийся от своей книги отговаривает меня, «типа»: эти парни ненавидят ребят из Звериной Клетки (по номерам‑то видно), и повадились плевать тому, кто откуда в еду и напитки. Такой аргумент действует на меня болезненно, ибо я совсем не испытываю симпатии к сомнительной затее пить напитки со слюнями курьеров, и, даже начинаю думать о своих предыдущих здесь заказах, переживая теперь, все ли в порядке было с теми бутербродами с кукурузным паштетом.
11:42. Я уже начинаю беспокоиться. Нам следует ждать команды и не покидать «тачку», однако, мне кажется, что в доме Айслэя что‑то пошло не так. Мои опасения подтверждаются, когда с крыши его особняка взлетает автолоджий.
– Что за?.. Кед, смотри!
– Дав‑вай в дом!
И кто делает эти чертовы бардачки в этих чертовых «тачках». У меня получается открыть его раза с семисотого. Я достаю оттуда шлем и вместе с ним выбегаю на улицу под грозное шапкой над землей нависшее небо. Кнопка звонка чуть не отваливается от истерического надавливания моего пальца. Дверь не открывается и не поддается крепкому толчку. Я стреляю в домофон, иногда это срабатывает. Проклятье! Но не в этот раз.
– Эй! А ну стоять! – слышу я сзади, и даже не успеваю обернуться потому, что кто‑то прижимает меня лицом к стене, застегивая мои руки в наручники. Криу‑криу! Щелк! Подкрались, черти, незаметно! Временная глухота от прозвучавшего слишком близко взрыва дверного проема дезориентирует меня полностью. Клянусь, я настолько зол, что хочу скрутить всем тут шеи голыми руками, без всяких там выяснений обстоятельств. Ну‑ка, и сколько их там? По количеству разных голосов, как будто целая толпа людей. Кто эти ребята? Йорклиционеры? Грабители? Манекенщики? Вообще‑то, у меня аллергия на пыль и грубое отношение к моей персоне. Кого‑то боль запугивает, а меня она приводит в безумную ярость. Я даже про шлем забываю. Валяется там где‑то.
– Заходим! Заходим!
Действуют не так как мы. А грубо и бесцеремонно. Как будто не терпится попасть внутрь дома. Похоже, Айслэй серьезно «насолил» ребятам, раз они дверь ему взорвали.
– Летите за «Пастернаком», а мы обыщем дом!
Рассказывает Миллениум.
11:43. – Мил‑ли, мать тво‑ю, оч‑нись!
Пять, четыре, три, два… передо мной приборная панель!
Это «тачка»! Я в «тачке». В машине. Фьюх! Все в порядке. Не в каком‑то баре, где меня на столе «имеет» двухголовый чувак, а в старом добром «Лонгфелло». О, боги! Привидится же такое. Это все стресс. И как же я здесь, черт возьми, оказалась? Ах, да! Мы же вроде собирались заняться с Лейроном сексом. Так занялись или нет? Плохо помню, что было. Вроде он рассказывал о том, как в детстве ему чуть не откусили х**. Ну и фантазии у этих мужиков…
– Слы‑шишь, Мил‑ли?
Кед трясет меня за плечи… я же уже очнулась, чертов кретин!
– Что случилось?
– За‑во‑ди ма‑ши‑ну!
Там что‑то взрывается. Черт! А где другой придурок? А другой придурок стоит прижатый к стене дома Айслэя йорклиционером. А чего это тут? Решил сходить за «le coffee»? Вот тебе и результат. Не слушаешь никогда тетю Милли, и вечно в тебя попадает всякое дерьмо. А эти‑то, откуда тут «нарисовались»? К счастью для Лейрона, я знаю, что нужно делать. И, если он будет продолжать стоять также ровно, в ожидании, что кто‑нибудь наконец‑то его т***нет, то, возможно, не лишится своей толстой и сексапильной задницы.
Кед бросает свою чертову книгу и перелезает на переднее сиденье. Щелк! Щелк! Треньк! Треньк! Пулемет готов к работе. «Ваша цель?» ― спрашивает бортовой инженер. А Кед самодовольно, как всегда в своей «выпендрежной» манере, выговаривает:
– Все, кро‑ме, Лей‑ро‑на!
Словно что‑то там пробормотавшая противотанковая пулеметная установка начинает строчить. Несмотря на их бронекостюмы, все эти йорклиционеры (сколько их там? около десяти?), все они у нас здесь как в тире, разбрызгивая кровью и сотрясаясь в конвульсиях, будто наркоманы от передозировки, падают замертво. Бортовой инженер опять интересуется:
– «Включить "Dead Cell"?»
– Да, Бро, включить «Dead Cell» – подтверждаю я, и меня пробивает на «ржач».
Люблю я эти автолоджии со встроенными пулеметами и аудиосистемой в комплекте.
11:45. После того, как не остается ни одного живого йорклиционера, в пределах видимости, мы приступаем к следующему этапу по осуществлению нашего дьявольского плана. А именно, подъезжаем к зданию поближе, и я кричу перепуганному Лейрону, чтобы он не думал, что я спасаю его не в меру упитанный зад из‑за каких‑то там чувств к нему, а просто, потому что мне необходимо забеременеть в ближайшие два часа, и было бы неплохо совокупиться с тем, кого я более‑менее знаю. А посему вместе со своими поджилками пусть запрыгивает в «Лонгфелло».
Лейрон запрыгивает, а Кед, какого‑то х** выпрыгивает.
– Куда ты? – кричу я ему.
А он вбегает в дом. И видимо, по его душу, оттуда начинают доноситься выстрелы. Секунду спустя он вылетает через окно и, оказавшись на земле, больше не двигается. Я вижу у него в груди солидную дымящуюся дыру.
– Черт! – выкрикивает Лейрон, будучи уже в салоне. Он тоже наблюдает эту картину.
– Блин! Кеду по ходу больше всех нужно было! – мне тоже не весело от того, что нашего главаря больше нет. В порыве злости я сдаю назад потому, что хочу хорошенько разогнаться.
– Что ты делаешь? – спрашивает меня Лейрон, у которого ч**н твердый даже в спокойном состоянии. Как‑то я у него даже спросила: не мутация ли это какая‑нибудь.
– Мщу за Кеда!
– Полегче!
– Заткнись! Откуда здесь появились йорклиционеры?
– Не слышу!
Я повторяю более громко.
– Не знаю, они скрутили меня, когда я звонил в дверь! – отвечает он, наконец, что‑то вразумительное.
– А на кой черт ты звонил в дверь?! Нам велено было сидеть в «тачке»!
