Манекенщики

Байкер зашел в бар с вывеской «2564 км», где за столом его уже поджидали.

– Милан! Сукин сын! – искусственно улыбнулся ему высокий парень в потертой леопардовой рубашке, и с прокисшим рылом, как у человека, которому прищемили достоинство.

– Черт возьми! Зачем ты орешь, Цуке–придурок?! – огрызнулся лихач, когда подошел ближе, – хочешь, чтобы все узнали, что фальцет у тебя как у нетронутой по губам **еном барышни?! Я же просил называть меня Кенгом!

Мужчина, сердито вздохнув, без сил грохнулся на стул, и опрокинул под него свой «гроб для карлика».

– Ладно, ладно! Извини… Кенг. Но к чему тебе столько имен? Почему бы просто не быть самим собой? – не теряя спокойствия в голосе и не меняя довольного выражения на лице, проговорил мистер Леопардовая‑рубашка.

– Ну, ты же сейчас не в платье сидишь, Цуке. Что остановило тебя сегодня побыть самим собой? – в этот раз слова байкера прозвучали немного мягче и с оттенком ехидности.

Парня с прокисшим рылом, видимо это не очень задело. Он лишь задумчиво усмехнулся. А его кривая неухоженная прическа с торчащими во все стороны волосами удивительно хорошо сочеталась с его неровно «наклеенным» лицом.

– Настроение у меня отвратительное. Я потерял свой шумоизоляционный шлем для езды на мотолоджии, ресивер постоянно сбивался с частоты – дорога была адом. Еще этот чемодан, как будто андромеда та была сделана не из плоти и крови, а из свинца, – и Кенг пнул по своему багажу, – че пьешь? – спросил он, – что за синяя блевотина плавает у тебя в стакане?

– Чей это труп ты таскаешь? – проигнорировал вопрос тот, у которого была «блевотина» в стакане.

– Это труп «девахи».

– Ты уже сказал, что андромеды. Я имею в виду кто она? И что эта бедняжка теперь делает в твоем «хиппи‑чемоданчике»?

Такой нездоровый интерес раздражал байкера.

– Что ты пристал? Остывает. К тому же жутко воняет. По крайней мере, с того момента, когда я настиг ее, – эй, приятель, принеси мне пива и вашего фирменного картофельного пирога – окликнул он бармена, – хочется съесть чего‑нибудь и расслабиться за разговором с этим приплющенным лемом.

Потом он обратился к «приплющенному» лему.

– Вроде, это Я глотал калискую дорожную пыль, что у меня лицо сморщилось, как целлюлитная задница тридцатилетней старухи. Что ж ты так уродливо выглядишь, Цуке? Что с твоей физиономией? – байкер скосил улыбку и похлопал ладонью по столешнице, в знак того, что всего лишь подтрунивает над товарищем, – труп мне нужен потому, что за него мне заплатят деньги. Ведь, дела нынче так и делаются: убиваешь тунеядца, и тебя вознаграждают монетами, как в игровом автомате. И мертвяка, главное, не разделывать – такой несмышленый момент. – На этом месте он сделал паузу, чтобы осмотреться, а потом как будто бросил на размышление, – забавно, правда, у андромеды, наверное, были мечты, планы на эту раскуроченную и отбитую, как дорога досюда, жизнь? А сейчас она просто кусок туши.

Цуке сплюнул на пол и с любопытством оглядел чемодан, а вслед за этим, как будто это был тост, изрек:

– Давным‑давно существовал мир, когда никто никого не убивал.

– В альтернативной реальности? – усмехнулся Кенг, – и принялся вылезать из‑за стола. Сняв свою кожаную куртку и повесив ее на спинку стула поблизости, он добавил, – послушай, я пойду умоюсь, калиская пыль у меня аж в порах.

Когда мужчина отошел, кто‑то начал настраивать рояль, что заставило Цуке отвлечься. Брошенный на горящий камин взгляд разбудил в нем какие‑то неизвестные миру воспоминания.

Спустя несколько минут, Кенг вернулся в хорошем настроении – свежий и взбодрившийся. Его русые короткие волосы были сырыми от воды, а свернутой в трубочку салфеткой он протирал в ушах.

– Ты сам не свой, мой дорогой друг, – заметил он, присаживаясь за стол, – наверное, так на тебя воздействует эта синяя «блевотина» в твоем стакане. Что это? Черт возьми!

– Это кисель из голубой агавы. Хорошо освежился?

– Да. Тебе бы тоже не мешало. Кажись, еще немного и тебя тоже можно будет в чемодан пихать.

– Шутка – первый класс.

– А вот и мой «эликсир жизни»! – торжественным басом провозгласил Кенг и тут же вытащил из‑за пазухи «Бэньг‑43», который приставил к бармену, несущему ему пиво, – ну, значит, как‑то я бывал в одном баре, так там один «перец» заплатил за выпивку, убив бармена. Как ты на это смотришь, приятель?

– Да пошел ты, Кенг! За такие шутки в следующий раз ты заплатишь по двойному тарифу.

– Давай уже мой пирог и пиво, – разочарованным голосом произнес обладатель чемодана с трупом и, схватив бутылку из рук непонимающего юмора бармена, превратил револьвер в приспособление для открывания бутылочного пива, коим и воспользовался по назначению.

Бармен же оскалился и деловито исчез, как делают все проигравшие злодеи.

– Так ты, значит, устроился манекенщиком? Но ты ведь, черт возьми, Кенг, не киллер, а всего лишь «долбанный» байкер. А иногда и «шестёрка» Операциониста…

Стремительным рывком, как на охоте за гепардами‑киборгами, жесткая и еще сырая от воды рука «долбанного байкера» выловила воротник рубашки приплющенного и застигнутого врасплох Цуке. Не обращая внимания на разлитый кисель и привлеченных зрителей, Кенг пристальным взглядом уставился на то, что у его приятеля называлось лицом. Лицо насторожилось, в горле застрял комок. Подержав его так секунд десять, байкер отпустил парня.

– Цуке, ты – мой друг, но, клянусь робокойотом, еще раз меня так назовешь, и я т***ну твою приплюснутую задницу вот этим вот пистолетом.

И на столешнице рядом с бутылкой оказался потускневший от времени «смит‑энд‑вессон».

– Как скажешь! – отчеканил Цуке, поправляя воротник и размазывая по виноватой физиономии подобие улыбки. – Бармен, один кисель, пожалуйста!

Придя в норму, мужчина глотнул хмельной жидкости и посмотрел на бутылку. Пойло заслуживало похвалы. Как будто бы напиток с прошлого его посещения стал другим – более вкусным и более насыщенным. Тут же отведал пирога, а потом призадумался пуще, словно старался припомнить какую‑то важную вещь, попутно осмотрел посетителей в баре и, поспешил вернуться к диалогу: