Манекенщики
Я – зверь? Теперь, да! Я жажду хаоса и ужаса. Я добиваюсь состояния, при котором уже перестану контролировать себя? Надо выпить еще! Сердце захлебывается собственной кровью. Сейчас я остановлю его мучения!
Вот и стоишь у груды своего прошлого,
А сказать то и нечего,
Взъерошены волосы от пота мокрого,
И как то не весело».
Алекс судорожно забивал порохом свой старинный Пистоль. Удручающий вид, перепачканная одежда, налитые кровью глаза и размазанные грязные подтеки от слез по всему лицу – похоже, ему было глубоко по**й, каким он предстанет перед Господом Богом. Фитиль запален. Трясущаяся рука медленно и неуверенно поднесла оружие к распахнутой груди. Дуло надежно врезалось в кожу…
«Давай еще разок мы с тобой проделаем это. Но уже без Нее. Я зажмурил глаза: земной свет мне больше не нужен. Сейчас я увижу загробный. Прощай, Беатрис я люблю тебя. Сейчас еще немного поплачу и выстрелю. Мне осталось дождаться… Ну?!
Стоп! Откуда музыка?!»
Арендатор замка открыл глаза и подумал сначала, что так прозвучал выстрел. Глупо, конечно, подумал, но потом решил повернуться в сторону рояля, и, какого же было его удивление, когда за ним он увидел…
– Беатрис? – произнес он, – как ты здесь… – но, вдруг, понял, что она не слышит его. Та сосредоточена на музыке. Исполняется их любимая песня. Меломан оживился. Он потушил фитиль мокрыми пальцами. Его сердце сжалось от ностальгии. Момент начал приобретать значение. Он убрал Пистоль в кобуру, вшитую на брюках, и осторожно подошел к роялю. Исполнительница улыбнулась, как на фотографии. Тогда он сделал снимок – когда‑то давно. Девушка сидела на скамейке, на центральной городской улице и делала вид, что не замечает фотографа. Но сейчас она с восхищением в глазах смотрела на него. Лицо умалишенного расплылось в сердечной улыбке. Он присел рядом, и, вот теперь, они заиграли в четыре руки.
«О, как же это божественно!»
Зал постепенно начал преображаться: собрались танцующие, зрители. Все нарядные: дамы в шикарных убранствах, кавалеры в изящных костюмах. Одновременно с этим, вспыхнули переливающиеся золотом канделябры. Стены украсились яркими праздничными лентами, а с потолка посыпались блестящие разноцветные конфетти. На столах с белоснежными скатертями появились огромные кремовые и бисквитные торты, бутылки с шампанским; кругом цветы, а в воздухе поднялся легкий аромат женских духов, выпечки и веселья. О да! Старый добрый девятнадцатый век! Свет озарил самые темные уголки зала, а может и даже целой планеты. В мельчайших деталях все также как и было, может быть, даже и в самых интимных подробностях.
Неудивительно, почему Бетховен не любил подобные празднества.
««Гевюрцтраминера», Беатрис?»
Все взоры гостей обратились на них. Что они просят? Станцевать на пару?
«Ты хочешь этого, родная? Но кто же заменит тебя за роялем?»
Рядом оказывается его давний друг, Тимолеон. Надо же, на нем смокинг. Дружище, как бы демонстрируя свой обновленный образ, с аристократическим лукавством поправляет бабочку, и принимает на себя эстафету музыкального сопровождения.
«Но он же играть не умеет».
Точно, прочитав мысли, тот улыбается и виртуозно начинает перебирать клавиши инструмента. Невероятно!
«Но, Лейла, ты в роскошном платье, как же я сразу не заметил, а я вот одет не очень подобающе для бала. Извини. Я беру тебя за руку и талию, и ты вместе с залом вздрагиваешь. Мы начинаем кружить в танце. Мы сочетаем музыку с ритмами наших сердец, а они бьются в такт друг другу. Они созвучны между собой. Мы – гармония, мы – едины. Какая же все‑таки жизнь – удивительная штука, еще недавно свербело желание ее покинуть, а теперь готовность участвовать в каждом прекрасном моменте, в каждом ее мгновении появляется как по мановению волшебной палочки. Лишь бы этот танец никогда не прекращался. Разве, что можно остановиться, и продолжить танец чувств. Соприкоснуться губами и «зависнуть» в пространстве и во времени.
О, поэзия, выраженная сленгом!
Я просто "кайфую", детка. Ледяной ручей экстаза обдает мое сердце, чтобы оно не перегрелось и не вспыхнуло от эмоций. Действительно, они топят лед. Может быть, таким образом, мы решим глобальную проблему нехватки пресной воды?
Я бы ни за что не поддался своим внутренним желаниям в такой степени, если бы наша встреча состоялась при других обстоятельствах. Все должно было быть, скорей всего, по‑другому».
Из судового журнала капитана Алекса Эксквемелина. 6 августа 1674 года, страница 501.
«…стол, свечи, вино… хотя, в семнадцатом веке уже давно такая напыщенная бредятина не ходит в почете и чем‑то невероятно выдающимся проявлением своего чувства прекрасного, я бы не сказал, что является. Однако, поспешу сделать исключение в лице некоторых барышень, ибо бывают такие особы, которые умиляются в восторге от подобных антуражей любовных свиданий, и которых такие вещи трогают очень глубоко.
А, может быть, даже совершенно незабываемая романтическая поездка на земли, где не ступала нога человека…»
«Я тогда еще не знал, как развлекаться по‑другому».
«…Летом 1674 года мы обвенчались в церквушке святого Патрика на острове Пуэрто‑Рико. Потом убегали от испанских солдат, разоблачивших во мне пирата. Я сразу понял, что дело "запахло жареным" и поспешил разрядить пару мушкетов в нескольких католических псов. И все‑таки мы ушли. А потом пили и курили табак на борту моего, тогда еще, фрегата "Надежда"».
«Соизволю заранее разоблачить, порочащие мое честное имя и в кровавых боях заработанную репутацию, заблуждения, что я, якобы, бываю иногда груб с мисс и миссисами. С женщинами я всегда стараюсь быть нежным, галантным и в меру терпимым к некоторым проявлениям их вздорного характера. Но здесь была такая дикая страсть!..
Все вдруг исчезли, как по щелчку пальцев, оставив нас наедине друг с другом в уютном мире приглушенного и теплого света.
Влажные от моего дыхания и поцелуев губы Беатрис тихо произносили мое имя. Я склонялся над ее пышущим желанием телом, и лицом купался в ароматах ее волос, шеи и чуть ниже…
