Манекенщики
– Черт! – заорал дерзкий тип и, стиснув зубы, рявкнул на обидчика, – надо было в первую очередь поджечь тебя, урод!
Ничем не смущенный «урод» обратился к администратору, который, на самом деле, представлял собой весьма вежливого и учтивого пожилого человека; просто 908‑ого никто не переваривал.
– Это точно все вещи пациента?
– Да, лем!
Получив ясный ответ, санитар забрал у психа пишущее приспособление, и приказал двигаться дальше.
Было мучительно больно получить по ногам резиновой дубинкой, отчего бедняга 908‑ой не хило так захромал, но старался это делать так, как будто все равно оставался самым крутым чуваком во вселенной.
«Потому что были времена», – пораскинул воспоминаниями герой с именем из чисел.
В отвыкшие от уличного света глаза ворвался мир во всем своем великолепии, и голова немного заболела. Задорный «29‑90» потрепал парня по волосам и шепнул на ухо пару ласковых. Казалось, зеленое небо, немного посвежело от цвета, а теплое летнее пятно солнца, продолжающее греть Землю, чтобы она не чувствовала себя одинокой, никогда еще не было более приветливым. От такой раскинувшейся перед ним картины, боль в ногах даже понемногу утихла.
Как же он, после бесконечно длящегося года нахождения в этом безрадостном и одиноком месте, нестерпимо соскучился по внешнему миру: по облакам, по песку, по циркулирующему воздуху. Даже грядущее исполнение приговора не помешало отречься от счастливого удовольствия. Сейчас его повезут в Родниковый Прииск, так что ожидание смерти не раз успеет наскучить.
Пока тоска по свободе засверлила без всякой анестезии душу 908‑ого, «колеса» в количестве четырех штук оказались у него во рту, и он глубоко вобрал в себя побольше «36‑8‑5», ухмыльнувшись от иронии.
«Эта твоя личная привилегия, когда ты знаешь, что можешь отправиться куда угодно и делать все, что угодно, а сердце заново оживает, и тело не в курсе ни о каких симптомах усталости, называется состоянием свободы – того самого незаменимого ощущения безграничности возможностей и бесконечности выбора, при котором человек может облегченно вдохнуть чистого "12‑092"».
«Чертово дерьмо! Вот бы отрастить на спине крылья и улететь», – опять пронеслось в голове.
– Иду я, иду! – возвестил он «амбалам» с дубинками, чувствуя, что те его торопят. – Без меня‑то не уедет… – и, прищурив взгляд, довольно улыбнулся.
Как всегда: сам пошутил – сам посмеялся.
Но стоит обратить внимание еще на кое‑что. С момента заселения в «Дом Наоборот» «единственной выжившей с Локомотива» у ворот первого высокотехнологичного университета психотерапии и клинической психологии пятьдесят второго округа Островов Большой Надежды дежурила группа из нескольких десятков человек. Известие о помещении ни в чем неповинной андромеды в психбольницу стала сенсацией, которая облетела все континенты: Острова Большой Надежды, Звериную Клетку и Австралийский. В постапокалиптическом мире двадцать второго века, тем более, при таком миролюбивом укладе общества Островов, подобные события не могли оставаться без внимания, в частности прессы. Здесь размах для них имелся фантастический. Все эти, присутствующие были родственниками и друзьями людей, погибших на том злосчастном поезде. И им всем, разумеется, история с выжившей оказалась небезразлична.
«Дом Наоборот» – это "психушка?"», «Опять тоталитарный режим?», «Освободите "деваху"!» – гласили лозунги на плакатах митингующих.
«Что за бред? – подумал убийца барменов, – если планета сошла с ума, почему решетка заканчивается не в космосе?»
Он имел ввиду железное заграждение вокруг «Дома Наоборот», с внешней стороны от которого находились все эти ребята. Толпа оживилась, завидев парня, и тот на мгновение почувствовал себя рок‑звездой.
«В какой‑то степени забавно!»
Но вот он уже звезда завтрашних выпусков новостей потому, что репортеры снимали происходящее на видеоклониторы.
Какая‑то шатенка в пальто и с диктофоном в руках закричала через решетку:
– Простите, пожалуйста! Вы что‑нибудь знаете про андромеду с Локомотива, помещенную недавно в «Дом Наоборот»?
– Это же 908‑ой, тот придурок со статуи Вишеса! Эй, придурок!
– Почему вы называете его «придурком»?
– Я это даже написал!
И совершенно незнакомый для нашего героя толстяк в зеленой полосатой футболке показывает как бы специально заготовленную табличку с надписью «Девятьсот Восьмой – придурок».
Так бесцеремонно униженный автор статей резко остановился и, сплюнув на песок, показал толстому мерзавцу непристойный жест средним пальцем.
– Ну, ты и урод! Жирный‑жирный поезд «пассажирный».
– Что он сказал?
– Это он про Локомотив что ли?
– Забить его камнями!
Толпа взбунтовалась, и интервью теперь дать не получится. 908‑ой расстроился, что несколько метров наслаждения просторами природы омрачатся недоумками, скандирующими его имя вкупе со словом «придурок».
– Сами вы придурки! – закричал он напоследок, перед тем как медработники передали его в руки двоих людей в военной униформе, выпрыгнувших из древнего автолайнера желтого цвета.
Парень возжелал было закурить, но зажигалку у него «тиснул» тот старый «перец» на выходе, и от осознания этого факта оставалось только упоминать черта. Его усадили в клетку, рядом с небольшим сферическим окном из плексигласа, и закрыли на древний железный ключ. Сами охранники, вооружившись дубинками и «виброшокерами», расположились на металлических скамьях по бокам автолайнера. После этого интерес к заключенному у них пропал, и 908‑ой, предоставленный самому себе, воткнул в уши наушники.
Давненько он не летал на таких штуках.
Отсюда также открывался чудесный вид на кабину пилотов с маленьким окошечком посередине. Корпус, был нагрет от солнца, поэтому внутри стояла невыносимая духота, отчего все вспотели и с нетерпением ждали взлета. Как отметил наш парень, не хватало чего‑нибудь вроде прохладительного лимонада или красотки с ледяным сердцем.
Долго ждать не пришлось, транспорт тронулся, подняв столб пыли, и в окнах расплылась оранжевая муть.
– Если никто не замерз, может, включим кондиционер? – вопрос, конечно, был гипотетический – кому был интерес до психа. На него даже не взглянули.
Дискомфорт еще доставляла неосведомленность относительно обеда. Сейчас бы «врубить» в голове что‑нибудь из «Пилли Баллент» или «Хам Намбэ Уан», но он совсем не помнил, как они звучат, а в таком случае, довольствоваться пришлось «Дафт Танком» с портативного проигрывателя. Так или иначе, они, во всяком случае, тоже нравились 908‑ому.
