LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Марь

 Отойди!

Из темноты сеней выступила баба Марфа. В отличие от Стеши, она была полностью одета, словно так и спала, в шерстяной юбке до пола и вязаной кофте. Даже ее черный вдовий платок был повязан аккуратно и плотно, будто был не головным убором, а медицинской повязкой. Будто баба Марфа была контуженной, как те молоденькие солдатики, которых Стеша видела в госпитале перед эвакуацией.

 Отойди от двери, Стэфа! – сказала баба Марфа свистящим шепотом.

 Стучались, бабушка. – Стеша прижалась ухом к шершавой дубовой доске, из которой была сделана дверь их старого дома.

 Сама знаю.

Баба Марфа быстро перекрестилась, потом перекрестила Стешу вместе с дверью. Стеша поморщилась. Ей не нравились эти мракобесные пережитки, но поделать с упрямой бабой Марфой она ничего не могла. Да и не имела права! Они с Катюшей жили в этом доме на птичьих правах: бедные родственники, бегущие от ужасов войны из большого города в богом забытую деревню на краю болот.

Стеша бы не бежала! Нет, она бежала бы, но не назад, а вперед, на фронт! Там она была бы нужнее и полезнее! Там был отец! Там было Стешино сердце! Но с ней осталась пятилетняя Катюша. А у Катюши никого, кроме нее, больше не было. Кроме нее и мрачной, вечно недовольной бабы Марфы.

Баба Марфа встретила их неприветливо, окинула недобрым взглядом, покачала головой, спросила дребезжащим голосом:

 Зачем явились?

Это был странный и неуместный вопрос. Явились, потому что папа ушел на фронт, а мама погибла во время бомбежки. Потому что им больше некуда было идти. Не было у них других родственников, кроме этой неласковой вредной старухи с черными, как уголья, глазами и уродливым следом от ожога на поллица. Потому что она была не просто неласковой старухой, а их с Катюшей бабушкой, маминой мамой.

 Я Стефания, – сказала тогда Стеша. – А это Катя. – Она притянула к себе сестренку, словно защищая ее не только от опасностей внешнего мира, но и от вот этой болотной ведьмы. – Мы…

 Я знаю, кто вы. – Баба Марфа раздраженно поморщилась. – Я спросила, зачем вы здесь?

 Мама погибла, – сказала Стеша шепотом.

Ей до сих пор казалось, что если не кричать о маминой смерти в голос, все еще можно будет исправить, что дом их восстанет из руин, а Катюша снова станет разговаривать. Она и разговаривала, но только во сне. Криком кричала, звала маму и ее, Стешу, а потом плакала и задыхалась. И Стеше приходилось ее будить, прижимать к себе, баюкать. Ей приходилось быть для нее не только старшей сестрой, но и мамой. А теперь эта гадкая старуха с камнем вместо сердца спрашивала, зачем они здесь!

 Наша мама… Ваша дочь погибла два месяца назад.

Чтобы не расплакаться, Стеша улыбалась холодной, сумасшедшей какойто улыбкой, словно дерзость помогала ей удержаться на плаву. А может, и помогала! Как знать. Както же они с Катюшей продержались, пока добирались из города в затерянную на краю болот деревушку. Продержались и выжили!

 Я знаю, – сказала баба Марфа с таким страшным, таким нечеловеческим равнодушием, что у Стеши закружилась голова и улыбка превратились в оскал.

 Пойдем, Катя. – Она крепко взяла сестру за руку. – Пойдем еще немного… погуляем.

Стеша рассказывала Катюше сказки, сочиняла их на ходу. Она называла их страшный побег от войны путешествием. И сестра ей верила. Она была в том возрасте, когда верить еще легко, когда сказки ничем не отличаются от реальности. Да и в чем отличие страшной сказки от страшной реальности? Вот эта чужая злобная старуха – тоже персонаж страшной сказки.

 Стой. – сказала злобная старуха таким же злобным голосом.

Стеша замерла, оглянулась.

 Входите, раз уж явились. – Старуха отступила от двери. Не распахнула ее гостеприимно, а оставила маленькую неприветливую щелочку и повторила: – Входите!

И они просочились в эту узкую щелочку. Будто из одной страшной сказки в другую.

У Стеши все еще оставалась хрупкая надежда, что баба Марфа смягчится, посмотрит на них с Катюшей, поймет, наконец, что они ее единственные внучки, единственные оставшиеся в живых родственники. А еще у Стеши была надежда, что баба Марфа не просто смягчится, а полюбит. Нет, не ее. Ей не нужна ничья любовь! Пусть только Катюшу. Она ведь заслуживает любви и заботы. Она чудесная девочка.

Баба Марфа не смягчилась. Крыша над головой, кровать с плюшевым ковриком на стене, краюха хлеба с пшённой кашей – вот и все, на что она сподобилась. Никаких тебе задушевных разговоровуговоров, никаких расспросов о маме и прежней их жизни. Ничего! Они просто стали частью этого большого и мрачного дома. Не мебелью, но чемто не особо от нее отличающимся и не особо ценным.

Мысли о том, чтобы оставить Катюшу с бабой Марфой, а самой отправиться на фронт, посещали Стешу все чаще и чаще. До войны она успела закончить три курса медицинского института. Конечно, она еще не врач, но уже многое умеет. Она видела, как работает отец: он брал ее на свои операции. Стеша росла на красочных детских книжках, купленных мамой, и на не менее красочных анатомических атласах отца. Она с детства знала, что нога – это не просто нога, а стопа, голень и бедро. Она знала, из чего состоит человеческий организм, и могла перечислить все эти составные части на латыни. Она бы пригодилась на фронте! Она могла бы стать сестрой милосердия в мире, где почти не осталось милосердия. Но баба Марфа сказала «нет».

 Если хочешь уйти, забирай ее с собой. – Баба Марфа кивнула на сидящую у окошка Катю. – Вдвоем пришли, вдвоем и уходите. Мне она не нужна.

Эта бессердечная старуха говорила, не понижая голоса, не щадя ни Стешу, ни Катюшу. Ей было все равно, что с ними станется. Ей было все равно, но Стеша не могла рисковать жизнью младшей сестры и поэтому осталась. Только поэтому.

 А если останетесь, – баба Марфа словно читала ее мысли, – если останетесь, будете слушаться. Жить будете по моим правилам. Уяснила?

Она вперила тяжелый взгляд в Стешу. Захотелось отшатнуться или хотя бы зажмуриться, хоть както защититься от этого недоброго и колючего взгляда, но Стеша осталась недвижимой и молча кивнула в ответ.

 Правила у меня простые, – продолжила баба Марфа, а потом вгляделась в серую муть за стеклом и сказала задумчиво: – Зима закончилась.

Наверное, этот факт чтото значил, но Стеша пока не могла понять, что именно. Она вообще мало что понимала из правил этого дикого деревенского мира.

 Зима на исходе, – припечатала баба Марфа и отошла от окна. – Болото скоро откроется.

Это прозвучало так странно, так сказочно. Словно бы болото было дверью, которая вотвот должна открыться. Стеша слушала молча, не перебивала. В конце концов, от этого зависело их с Катюшей будущее.

 На болоте свои правила. Ты их не знаешь. И не узнаешь никогда.

TOC