Меч и ятаган

– Эль‑Хаджи Фарук знает, что ты это умеешь? – спросил он с неожиданной злостью в голосе, и Нико заметил, что все его тело напряглось.

– Да, господин, – сжавшись, ответил Нико. – А что такого? Он сказал, что это хороший фокус для рынка, вот и все. Что когда‑нибудь я буду выступать в цирке с мартышками.

Леонардус бросился на Нико, словно тигр, схватил его за плечо и ударил о стену. Задыхаясь, Нико болтался в его руках, совершенно ничего не понимая. Побагровев от гнева, Леонардус орал:

– Ах ты, грязный сын шлюхи! Вонючий подлец! Во имя крови Христа, ты за мной шпионил!

– Нет! – зарыдал Нико. – Никогда! Я не понимаю, о чем вы! Я не шпионил! Я же просто смотрю!

– Да он готов убить за мои секреты! – схватив Нико за запястья, закричал Леонардус. – Ему не удавалось выведать их у меня другим способом, а теперь он получит их от тебя! Что ты ему рассказал??? – рявкнул он, бешено вращая покрасневшими глазами. – Что ты ему рассказал??? – повторил он вопрос, встряхнув Нико, и швырнул его на пол.

– Ничего! – задыхаясь, крикнул Нико. – Его даже нет дома! Никто меня ни о чем не просил!

– И не попросит! – Леонардус схватил со стола острый дексель и шагнул к Нико. – Потому что мертвые не говорят!

Нико закрылся рукой, чтобы защититься от удара острого как бритва инструмента, которым мастер мог бы отсечь ему голову одним махом.

– Умоляю, Леонардус, поверьте мне! Я ненавижу их! Я никогда им ничего не скажу!

Мастер уже приставил лезвие, по шее Нико потекла струйка крови.

– Они тебя заставят! Отрежут тебе пальцы на ногах, как мне! Вывернут тебя кишками наружу и бросят их собакам, а ты будешь смотреть! Сколько ты сможешь хранить тайну, если тебя начнут поджаривать на медленном огне? Ты сам будешь умолять их выслушать тебя, чтобы они оставили тебя в живых!

– Я им навру! Я стану рыцарем! Я никогда не стану помогать им, и пусть отрежут мне пальцы! Я не такой трус, как вы!

Леонардус дернулся, словно его ударили. Тяжело дыша, он опустился на пол. Лезвие дрожало у него в руке. Хитрый засранец Фарук! Алжирские галерные мастера владели искусством кораблестроения, а Леонардус познал кораблестроение как науку. Алжирцы неплохо справлялись со своим делом, но они прекрасно знали, что его корабли превосходят их по максимальной скорости, пусть всего на минуту, но иногда именно эта минута и решала, вернется галера домой с богатой добычей или с пустыми руками, а может, и не вернется вовсе.

Корсары требовали его галер. Фарук мог бы продавать в пять раз больше, если бы Леонардус мог строить больше. Конечно, возможно, это был просто вопрос времени и рано или поздно Фарук все равно бы разузнал его секреты – за ними охотились все верфи, такие секреты были у всех мастеров, и каждый мастер хранил их в тайне, – но Леонардус не собирался облегчать ему задачу. Тайные знания позволяли ему сохранить голову на плечах. Он знал, что должен убить Нико, убить прямо сейчас и разобраться с угрозой раз и навсегда. Но за проведенное вместе время он успел полюбить Нико, к тому же тот еще не видел всего процесса, а от обрывочных знаний Фаруку было мало толку. А ложные сведения, вдруг понял Леонардус, могли еще и навредить ему.

– Что ж, хорошо, парень, – кивнул он. – Поговорим как мужчина с мужчиной. Я верю слову соотечественника. Когда они наконец начнут расспрашивать тебя, скажешь им, что ничего не знаешь. Если выдашь им все слишком легко, они поймут, что здесь что‑то не так, и тебя высекут. Так что поводишь их за нос, а потом расскажешь им вот что!

Остаток дня Леонардус рассказывал Нико тайные математические формулы построения корабля, который пойдет на дно, как только выйдет в море.

 

Первая жена Эль‑Хаджи Фарука оказалась бесплодной. Многие мужчины в такой ситуации развелись бы, но Фарук этого не сделал. Сына Юсуфа ему родила вторая жена. Она умерла при родах, и Амира осталась главной женой хозяина.

Она изо всех сил старалась доставить ему удовольствие в постели. Какое‑то время он пылал к ней страстью, но с тех пор много воды утекло, и уже много лет он не навещал ее покои. Если господин желал женщину, то приходил к одной из младших жен или к наложницам, имевшимся у него в каждом городе, где пролегал его путь. Но чаще всего Эль‑Хаджи Фарук предпочитал мальчиков. Амира спокойно делила мужа с другими, особенно когда поняла, что не сможет родить ему наследников, но, когда он перестал желать ее вообще, не выдержала и стала заводить любовников – десятками, свободных и рабов, мавров и берберов, иногда даже Аббаса, огромного чернокожего, пока ее муж в пьяном беспамятстве спал под крышей того же дома. Опасность возбуждала ее так же сильно, как его – мальчики.

Когда звезда Мехмеда стала меркнуть, в постель Амиры попал и он. Он запрыгнул к госпоже без тени сомнений и начал льстиво угождать и удовлетворять все ее прихоти. Между ласками Мехмед рассказывал ей все, что знал о хозяине и об остальных обитателях дома. Амира презирала его. Однако он был умелым любовником, притворялся, что наслаждается проведенными вместе вечерами, и ревностно хранил тайны хозяйки. Она спала с ним, поскольку он знал все ее секреты, но выдать их теперь мог лишь ценой собственной жизни.

Она видела, как Мехмед постоянно пытается навредить Нико. Ложь и манипуляции Мехмеда были шиты белыми нитками – он пытался сохранить свое положение в доме. Квасцы в маколик – типичный грубый ход в его духе; Мехмед, как всегда, перестарался.

Вне зависимости от того, насколько хорошо ему удавалось скрывать свое отчаяние, Мехмед становился опасным. Амира подумывала приказать Аббасу задушить его шелковым шнуром, но боялась разгневать мужа, который все еще был неравнодушен к умениям Мехмеда, но уже не так, как раньше. Госпожа полагала, что не за горами тот день, когда Эль‑Хаджи Фарук задушит Мехмеда в приступе ярости или продаст его бею, вкус которого не столь изыскан. А уж она по юноше плакать точно не собиралась.

Неудивительно, что Мехмед постоянно строил козни против Нико. Мальчик обладал незаурядной внешностью, чистой и нежной кожей, чувственно изогнутыми длинными ресницами, за которыми скрывался еще невинный взгляд. Ему было совершенно несвойственно коварство, к тому же природа наделила его блестящим умом. Пересказывая услышанные на базаре истории, он запоминал все до малейших подробностей, до тончайших интонаций, которые использовали опытные сказочники, поэтому, даже когда он не понимал смысла того, что говорил, казалось, что эту историю придумал он сам. Амира радовалась, глядя, как растет Нико. Этот ребенок уже скоро превратится в прекрасного юношу.

Госпожа редко интересовалась рабами – не более, чем бегавшими в переулках петухами, – и обычно не разделяла увлечения мужа мальчиками. Однако Нико был настолько привлекателен, что она начала лучше понимать супруга. Ей хотелось заботиться о нем, защищать и воспитывать. После происшествия с подсыпанными в еду квасцами Амира сказала Нико, что он не должен позволять так с собой обращаться.

– Ты умнее всех, кого я знаю, но Мехмед всегда перехитрит тебя. Ты должен найти способ оказываться умнее таких мужчин, как он, или они всегда будут превосходить тебя.

Но помимо того, что Амире хотелось защитить Нико, с самого первого момента знакомства с ним у нее появилась и другая идея, настолько же мучительно‑сладкая, насколько и опасная. Она хотела заполучить Нико раньше, чем это сделает ее супруг. Она бесконечно дразнила его и испытывала все большее возбуждение каждый раз, когда он краснел или смущенно отворачивался. У нее никогда не было любовников моложе пятнадцати‑шестнадцати лет, и она задумалась, можно ли научить Нико владеть телом так же виртуозно, как он владел своим умом. Амира решила выяснить это любой ценой.