Метка смерти

Она сделала глоток кофе, проглотила таблетку от головной боли и посмотрела на коллег.

– Спасибо, что не ушли после окончания рабочего дня и нашли время, чтобы продолжить расследование.

Это были общие фразы, так как формально у них все равно не было выбора. Но Сабина была уверена, что и без указания ван Нистельроя коллеги согласились бы на сверхурочную работу и за это заслуживали благодарности.

Между тем первый отчет о жертве был готов. Мужчину звали Вальтер Граймс.

– Ему было шестьдесят восемь лет, – сказал сотрудник отдела криминалистической техники. – Три года на пенсии, жил рядом с Браунау‑ам‑Инн, в Верхней Австрии, недалеко от границы с Германией.

Все удивленно подняли глаза. Браунау. Наверняка в этом какая‑то связь с монашкой.

– Как и почему он попал в Висбаден? – спросила Сабина.

– В кармане его брюк мы нашли не только портмоне с удостоверением личности, но и билет на поезд. Он прибыл сегодня утром во Франкфурт ночным поездом из Линца, затем поехал дальше в Висбаден. А вот зачем?.. – задал сам себе вопрос коллега и пожал плечами. – Этого мы пока не знаем. В настоящий момент пытаемся разыскать его друзей и родственников.

– Кем он работал? – поинтересовалась Сабина.

– Это решающий момент. – Коллега коснулся экрана своего планшета. – Он бывший садовник одного уединенного женского монастыря в Верхней Австрии.

Вот нити и начинают сходиться.

– Какого монастыря?

Коллега передал слово молодой женщине, которая подключила кабель видеопроектора к своему ноутбуку и вывела на экран карту Верхней Австрии.

– Не доезжая до Браунау, где Зальцах впадает в Инн, в Инн вливается и река Бругг. Я посмотрела на Ютьюбе видео про эту местность. В этой речной долине, известной как Бруггталь, почти всегда стоит туман. На горе посреди леса, в пяти километрах от Браунау, расположен монастырь урсулинок. – Она вывела фото на стену. Это был монастырь средневековой постройки, окруженный высокими елями, с острыми башенками и вытянутыми флигелями с красной черепичной крышей.

Сабина рассматривала фото. Уединенное место. Коллеги вряд ли стали бы так пристально фокусироваться на бывшем месте работы Граймса, не окажись несколькими этажами ниже в комнате для допросов женщина в монашеской одежде.

– Здание выглядит очень старым.

– Оно было построено в 1495 году, отреставрировано через двести с лишним лет в эпоху позднего барокко, в течение всего времени использовалось различными орденами, пока в 1920 году не была основана эта монашеская конгрегация. Затем были достроены флигели. Они называют себя сестрами‑урсулинками Святейшего Сердца Иисуса в Агонии.

– Монастырь Бруггталь, – пробормотала Сабина. – Значит, пожилой мужчина работал там еще несколько лет назад. Нужно выяснить, была ли в монастыре в это время и наша монашка.

– Мы этим уже занимаемся. Контакта с монастырем пока нет, но мы работаем. Во всяком случае, форма и цвет хабита указывают на то, что она оттуда.

– Хабита? – переспросила Сабина.

– Монашеская одежда так называемых черных урсулинок.

Ага! Сабина кивнула и снова подумала о Граймсе. Садовник. Она невольно вспомнила татуировку на запястье монахини. Черная роза с шипами. Мысль казалась притянутой за уши, но, возможно, эта татуировка была подсказкой о Граймсе и его профессии.

– Какие‑нибудь идеи?

– Будем исходить из того, что наша монашка – сестра в этом урсулинском монастыре… или, по крайней мере, была раньше, – подала голос Тина. – Вспомните шрамы у нее на запястьях и шее. Возможно, Граймс издевался над ней. Может, мы имеем дело со случаем насилия.

– Значит, ты допускаешь месть как мотив? – спросила Сабина.

– Я задаюсь вопросом, что могло сподвигнуть женщину, которая настолько глубоко верит в Бога и его заповеди, совершить такой ужасный поступок.

– Не знаю, – призналась Сабина. – Но я по‑прежнему убеждена, что у нее были сообщники, которые сделали за нее физическую работу и помогли с техническими знаниями для этой ловушки.

 

Глава 8

 

Собрав еще больше информации об урсулинках, в десять часов вечера Сабина вошла в смотровую комнату для допросов, в которой все еще сидела монашка – на стуле за столом под люминесцентными лампами, руки в наручниках.

Пока что она находилась под строгой охраной и была все еще неофициально под арестом: ее не передали судье и не определили, как положено, в камеру предварительного заключения. БКА имело право задержать ее у себя на 48 часов. Все‑таки она как минимум знала о предстоящем убийстве и ничего не предприняла для его предотвращения.

Так как женщина отказалась надевать серую униформу заключенных, на ней все еще было монашеское облачение. Сабина никак не могла привыкнуть к такому сюрреалистичному виду. Монахиня и комната для допросов – все это не вязалось. К тому же лицо женщины частично скрывалось в тени от нависающего головного покрывала, и выглядела она немного мистически.

Как человек, который кажется таким мягким, может совершить столь жестокое преступление? – недоумевала Сабина.

Женщина держала в руках четки с маленьким деревянным крестом, которые до этого висели у нее на поясе, и с невероятным спокойствием перебирала их пальцами. Обычно у любого заключенного сразу же забрали бы тряпичный пояс, четки и цепочку с серебряным крестиком. Слишком легко ими можно задушиться. Но монахиня воспротивилась отдать все эти предметы. Так что ей их оставили из уважения к ее религии, правда, при условии, что и ночью она останется в комнате для допросов под постоянным видеонаблюдением, – с чем она согласилась. Поэтому комната для допросов 2B была спешно переоборудована в камеру неофицального тюремного заключения.

Сабина сидела в темноте с чашкой дымящегося кофе и через одностороннее стекло смотрела в камеру – как в террариум, где находилась опасная змея. С тех пор как она вышла от монахини этим утром, женщина не произнесла ни слова – только попросила разрешения сходить в туалет и что‑нибудь, чтобы утолить голод и жажду. Больше ничего.

Сабина потягивала кофе и просматривала на мониторе видеозаписи последних часов в ускоренной перемотке; глубоко погрузившись в молитву, монашка излучала почти зловещее спокойствие.

Наконец Сабина поднялась, вытащила служебное оружие из кобуры, отдала его на хранение коллеге из ночной смены и вошла в камеру.

Монахиня подняла глаза, ее лицо разгладилось и тут же приобрело дружелюбное выражение.

– Добрый вечер.