Моя армейская жизнь

– А что же ты один?

– Разве дедов заставишь работать?..

– Да ситуация!.. – задумался капитан. – Ладно, делай разметку.

Минут через десять личный состав танкового батальона выстроился на месте моего будущего триумфа. Замполит произнес пламенную зажигательную речь.

– Товарищи бойцы. Перед вами стоит задача огромной важности, большого политического значения…

Это был настоящий оратор, трибун. Глаза его горели. Слова изливались из него непрерывным потоком, словно лава из огнедышащего вулкана.

Я стоял в стороне, гордый от мысли, что это именно я разбудил это чудо.

Брошенные в почву, унавоженную словами и орошенные пафосом речи, семена не пропали даром.

Они рыли! Как они рыли!..

Я сопровождал капитана, когда он обходил быстро углубляющуюся яму и время от времени тихо подсказывал:

– Подровнять край!.. Левый угол скошен!.. Правую сторону завалили!..

Он принимал мои слова за свои мысли и громким голосом транслировал мои незатейливые наблюдения.

Работа кипела. И любо‑дорого было на это смотреть.

Они копали и отчерпывали воду, которая сразу появлялась на месте вырытой земли. Зато болото рядом стало заметно оседать и подсыхать.

И это было совершенно удивительное и неправдоподобное явление. Нет, я, конечно, знал и помнил школьный физический закон о сообщающихся сосудах. Но кто бы мог подумать, что это вполне гражданский закон действует абсолютно так же в условиях армейской дуралюминовой действительности?

К обеду я честно доложил прапорщику:

– Ваше приказание выполнено!

– Что, что?

Я подвел его к яме. Это была прекрасная большая яма. В нее можно было сложить немереное количество самых разных отходов. На дне ее выступила вода и копошились лягушки.

Я напрасно улыбался, провоцируя Тищенко на ответную улыбку. Он почему‑то был хмур и недоволен.

– Ничего, – сказал он. – И не таких переучивали.

Но в его голосе вовсе не звучало уверенности.

Яму засыпали на другой день. Но я в этом участия уже не принимал.

 

Перевод.

Мои усилия не пропали даром. Тищенко что‑то постоянно нашептывал лейтенанту Изотову и поглядывал на меня. Лейтенант согласно кивнул головой и наконец вызвал меня для беседы.

– Ну, рассказывай! – потребовал он.

– Про что? – удивился я.

– Ты умный парень, служить тебе почти два года. Чего ты добиваешься?

– Честно?

– Честно.

– Хотел бы попасть в армейский ансамбль.

– Это кукарекать что ли? – скривился лейтенант.

– Я и еще кое‑что умею, – обиделся я. – Наипервейшая обязанность каждого солдата, – начал я голосом прапорщика Тищенко, – наесться до отвала, залечь в теплое сухое место. И ждать дембеля, который во сне приходит быстрее.

– Похоже, – без улыбки заметил лейтенант. – Ты действительно артист. Я вижу. Жаль, жаль… – почему‑то со вздохом закончил он.

Я приободрился. Я уже видел себя непутевого и никчемного солдата на залитой прожектором сцене, в новеньком отглаженном мундире с аксельбантами и белой рубашке с зеленым галстуком, объявляющим певцов, танцоров, музыкантов и декламаторов патриотических стихотворений.

Я даже попросил Алика Утеева меня постричь.

Увы!

Я ошибался. Я так ошибался.

Прапорщики – самая хитрая и вероломная часть воинского общества, в чем я убедился лично.

Тищенко сам сообщил мне новость.

– Вот ты своего и добился! – Ласково и по‑доброму поведал он. – Тебя переводят…

Он выдержал преогромнейшую паузу, во время которой он широко улыбался. Нарочито широко.

– … тебя переводят в танковый батальон.

Я достойно принял удар. Не стал просить и суетиться. Мужчина должен уметь переживать свое поражение.

Я постарался придать своему голосу наивозможную теплоту и сердечность:

– Служу Советскому Союзу!

 

Большая перемена.

Моя передача по системе сдал‑принял происходила в ленинской комнате.

Там находились прапорщик Тищенко, молодой лейтенант‑танкист и капитан Глащенков – тот самый замполит, с которым мы выкопали самую большую яму в истории полка.

– Отличный солдат! – нахваливал меня Тищенко. – Умный, сообразительный. К тому же токарь: специалист по металлу, настоящий ваш кадр.

Прапорщик панибратски похлопал меня по спине, как бы показывая достойное качество передаваемого товара.

– И зубы у меня в порядке! – открыл я рот.

– А при чем здесь зубы? – растерялся лейтенант.

– Слежу за ними. Чищу их болгарской зубной пастой «Поморин». Использую ее по назначению, а не для приготовления спиртосодержащих растворов.

– Это он так шутит, – попытался широко улыбнуться прапорщик.

– А еще я могу подтянуться на турнике.

– Сколько раз? – быстро спросил капитан.

– Я не считал.

– Хороший, хороший солдат! – стараясь придать голосу убежденность сказал Тищенко.

– Если хороший – почему отдаете? – резонно поинтересовался лейтенант.

– Для его же блага, – пояснил прапорщик. – Ему расти, развиваться надо. А у нас одна Средняя Азия, сами знаете.

– Знаем, – подтвердил замполит. – Я его помню – инициативный солдат.

– Во, во! – обрадовался Тищенко.

– А к стройке ты случайно отношения не имеешь?