Моя армейская жизнь

Несбывшиеся мечты.

Мама часто мне говорила:

– Ой, туго придется тебе в армии с твоим характером.

Она произносила это трагическим тоном, с полным неверием в меня и мои военные способности. Как будто армия была для меня высоченным барьером перед входом в райские кущи. И мне предстоят тяжелые, невероятные испытания по его преодолению.

Перемахну – и у меня будет все: слава, уважение, деньги. Меня сделают национальным героем или, на худой конец, президентом международного кооператива.

А может сразу отправят на заслуженную пенсию и превратят мою жизнь в вечный праздник. Я буду ездить по стране и рассказывать пионерам саги о своей жизни.

Так считала моя мама.

Сам я армии не боялся нисколечко. Я был уверен, что там не пропаду. И даже больше – я вовсе и не собирался туда попасть.

Я мечтал быть артистом. И не просто мечтал, а имел некоторые способности. И даже, если хотите, талант.

У меня был голос. И какой!.. Я спокойно мог копировать голоса других людей. И даже птиц и зверей. Поэтому я был абсолютно уверен, что мое будущее никоим образом не будет связано с армией.

Увы!

Настало время, когда я убедился, как далеки бывают наши возвышенные мечтания от грубой земной реальности.

В одном учебном заведении объявили:

– В этом году актерского набора нет!

В других был конкурс: все население земного шара на одно место. И, когда я принес сдавать документы, весь народ топтался возле входа.

 

Олимпиец.

После провала папа устроил меня к своим друзьям в институт. За небольшую плату я готовил для научных сотрудников чай и занимал для них очереди в магазинах.

Должность моя называлась – лаборант. Правда, при приеме на работу я показал удостоверение токаря первого разряда – удивительную профессию, которую я освоил в школе, – и мне решили не портить рабочую карьеру.

В трудовой книжке записали специальность «токарь» и даже присвоили почетный второй разряд.

Больше того, кому‑то в голову пришло повысить его аж до третьего. Но я решил, что это чересчур.

Конечно, я мог бы отличить суппорт от рапорта, но должны же быть какие‑то границы наглости и нахальства.

Еще я приобрел вторую специальность – строитель коммунизма и высокое звание – ударник коммунистического труда.

Разумеется я не таскал кирпичи, не месил раствор, и у меня не было никаких ударных инструментов. Зато я твердо усвоил, что такое труд.

Коммунистический труд – это как участие в олимпийских играх, где важен не результат, а сам процесс.

Мне нужно было вовремя приходить на работу, вовремя уходить с нее, обедать в обеденный перерыв, не прогуливать, не пьянствовать, и не портить ни с кем отношений.

И за это, а не за какие‑то конкретные и осязаемые результаты я получал зарплату.

Словом, движение – все, а конечная цель – ничто.

Но большим открытием это для меня не стало. Потому что в школе я уже прошел хорошую подготовку, которая называлась воспитанием навыков к труду.

 

Школьные годы.

Школа у меня была особая, с рабочим уклоном. Регулярно, два раза в неделю у нас проводились уроки труда. На них нас обучали токарному делу.

Это было скучное, монотонное занятие с увлекательной концовкой. Мы вставляли в зажим, который назывался тиски, металлическую болванку и напильником вытачивали из нее молоток.

У некоторых получалось похоже. Учитель труда, он же мастер производственного обучения, прикладывал уголок к граням изделия и давал ему соответствующую оценку.

А то, что не было похоже на молоток, оценивалось остальными. И, чем меньше оно походило на то, что было задумано, тем интереснее, веселее и смешнее было находить похожесть на что‑то иное, отличное от молотка.

В углу мастерской стоял настоящий токарный станок. Нас к нему не подпускали. То ли он работал как‑то не так, то ли вообще не работал.

Впрочем, это не мешало нашему наставнику регулярно, как заклинание, повторять главное правило токарного дела:

– Не оставляй ключ в патроне!

Это было таинственно и загадочно. По отдельности – про ключ и патрон – я знал. Но как это совместить?..

В какое место патрона можно вставить ключ, что бы он там остался? Как это сделать? И, если ключ удалось бы всунуть в патрон, зачем его непременно нужно оттуда забирать?

Однажды я не выдержал и спросил о возможных последствиях нарушения этого токарного закона.

В ответ педель долго и пристально смотрел на меня большими глазами с расширенными зрачками. Видимо, определял степень моей заинтересованности: дурак или действительно хочет знать?

– Это же техника безопасности! – объявил он.

– Ну и что? – не понял я.

Он выразительно постучал себе указательным пальцем по лбу и мрачно поведал:

– Потому что может попасть в голову!

Понятнее от его слов не стало. Но с тех пор я стал относиться к трудовику с большим уважением.

Возможно, и даже вполне вероятно, что он сам стал жертвой ключа и патрона, что и подвигло его в лоно воспитательного процесса.

Примерно с тай же частотой и трагичностью в голосе он сообщал правильное на его взгляд, название сплава, который мы, мальчишки, называли алюминием.

Он произносил его по слогам:

– Ду‑ра‑лю‑мин!

И этим он еще раз подтверждал мои догадки и предположения.

 

Майор и муха.

Наше будущее – в наших руках. Надо верить в себя до конца и никогда не терять надежды.

Именно с таким настроением я вступил в военкоматовский кабинет.

– Можно?

– Зайди!