Мёртвое
Почти все жильцы продолжали здесь работу над своими относительно популярными романами, хотя ни один из них не задержался больше чем на несколько месяцев; Стоунтроу пустовал уже почти год. Их издательские успехи были фактом, который не упустил из виду ни один книжный обозреватель, «даром Омута». Обозревателям нравилось напускать драму – мол, атмосфера гиблого места сгубила Айзека и его семейство, но другие все еще могут здесь преуспеть.
Джейкоб закрыл за собой дверь и немного поблуждал по эбеновым склепам комнат, надеясь найти какую‑нибудь причину в этом лабиринте истории и памяти. Он ускорил шаг, направляясь к лестнице, больше не думая о том, чтобы спуститься в подвал и включить там свет, не заботясь теперь о человеческих страхах и слабостях.
– Бет? – прошептал он. – Бет, ты мне нужна.
И он, конечно, знал, где ее найдет. В том самом месте, где она всегда жила, таясь за залежами его зимней одежды.
Этажом выше. В его спальне.
В шкафу.
Глава 8
Сияние луны отражалось от редких листьев и затуманивало глаза Кэти серебристой пеленой. Проведя пять часов за рулем, она слишком утомилась, чтобы ехать дальше, и по отчаянному настоянию Лизы они остановились на привал – «пока не съехали в реку или в овраг».
Лиза лежала на заднем сиденье, расстегнув пальто, выставив ноги в окно, постукивая пятками в причудливом диско‑ритме, хотя они и выключили музыку. В зеркале заднего вида Кэти могла разглядеть потрескавшийся лак на ногтях Лизы, отсвечивающий слабым белоснежным светом.
– Спать не будешь? – спросила она у подруги.
– Нет. Спину ломит от этого придурочного ремня безопасности – поди тут усни.
– Да и мне что‑то не хочется. – Повисла напряженная пауза. Кэти поразило, как мало они с Лизой разговаривали во время поездки – обеих, похоже, устраивала тишина. Что‑то в этом было тревожащее. – Спасибо, что поддерживаешь меня в этом безумии.
– Как по мне, пока все довольно интересно складывается. Если ты сможешь написать о нем – вообще высший класс. Бобу самому неймется еще стрясти с этой темы. Он говорил, что первые две его писульки продавались очень хорошо.
– Как же ты выпытала у него адрес?
– Ничего я не выпытывала. Порылась прошлой ночью в адресной книге его имейла, выцепила несколько имен авторов, снимавших дом, чтобы пописать в свое удовольствие, – тех, на которых ты мне указала, – ну и так получилось, что кое‑кто из них выболтал мне, где же находится легендарный остров Стоунтроу.
– Неплохо, Мата Хари.
Все‑таки это была дурная затея. Все больше Лиза убеждалась в этом.
– Думаешь, следовало заодно расспросить поподробнее о дороге?
– Я думаю, все они понимают, что написание романов в этом доме – на деле просто рекламная афера и что их опусы не идут ни в какое сравнение с трудами Айзека Омута.
Лизе не понравился и этот немножко истеричный тон идолопоклонницы – как будто весь мир должен восхищаться очередным, лишь одним из легиона, автором ширпотребных ужастиков, а всех остальных мешать с грязью. Сразу на ум шли сектантские газетенки, где слово «дьявол» в статьях писали только как «д*****л», а «БОГ» – исключительно в верхнем регистре. Разумеется, если где‑то и есть вышестоящие противоборствующие сущности, то им вряд ли есть дело до того, как какая‑нибудь очередная «Сторожевая башня» представит читателям эвфемизмы, заменяющие их истинные имена.
– Неужто старина Айзек реально так хорош? – спросила Лиза.
Кэти задумалась о том, как объяснить степень «хорошести» Айзека Лизе, которая ни разу в жизни не дочитала роман до конца, да и в целом не находила в словах волшебства. Лиза умела заставить всех в комнате, куда входила, смотреть на себя, и ушмыгнуть, когда надо, совершенно незаметно; знала, как успешно свалить на кого‑нибудь работу, которую поручили одной лишь ей; но у нее никогда не получалось прочувствовать самый нехитро сложенный стишок.
– Что‑то в нем было такое, выдающееся. Его сочинения сами по себе варьировались от блестящих до откровенно ужасных… то же самое и у его сына Джейкоба. Есть мнение, что это их непостоянство – часть обаяния. Но я считаю, это поверхностный взгляд. Так или иначе, у них обоих есть некое трудноуловимое качество, которое и отделяет уникальное от обычного.
Слушая, как Кэти говорит с таким благоговением, Лиза почти испугалась – никто, кроме фанатиков, не вещает до того выспренно о самых обычных вещах, – но страх не был так силен, как досада от того, что они застряли в лесу. Да и вообще, уж она‑то могла сейчас находиться в пляжном домике Боба.
– Слушай, еще ведь даже нет девяти часов, а ты уже вымоталась, по голосу слышно. – Лиза опустила подлокотник, чтобы они могли лучше видеть друг друга. – Надо было нам распределить обязанности – сначала ты рулишь, потом я, и так по очереди. – Закурив, Лиза сделала долгую затяжку и передала сигарету подруге. Кэти затянулась неуверенно, будто боясь, что это окажется косяком, от которого у нее сорвет крышу. В последнее время Лиза уж слишком много смолила, уничтожая по две пачки в день, будто надеясь, что никотин рано или поздно оборвет развитие плода у нее в утробе.
– Ты звучишь не лучше, – сказала Кэти.
– В смысле?
– Ты тоже будто вымоталась. С тобой все в порядке?
– Ага.
И снова – пауза, затянувшаяся пуще прежней и, к разочарованию Кэти, ни к чему так и не приведшая. А так хотелось, чтобы кто‑то уже наконец выговорился. В последние несколько месяцев уж слишком много недосказанности между ними накопилось. Сложно было понять, кто из них кому не доверяет, кто здесь в ком сомневается – Лиза в Кэти или наоборот.
Еще через несколько секунд тяжелой тишины послышался резкий звук, не то чтобы громкий, но прозвучавший неожиданно вызывающе. Подруги разом сели прямо. Что‑то в лесу двигалось параллельно машине, прокладывая себе удобный путь через чащу, шаркая и оступаясь.
– Ты слышала это, Лиза?
– Конечно. Ты чего такая нервная? Это просто какое‑то животное. Расслабься.
– Да, но…
– Послушай, Кэти…
– Я просто пытаюсь сказать, что…
– Я знаю, что ты хочешь сказать, но…
– Лиз, ты дашь мне договорить?
– Нет! Перестань психовать, или…