Мюзик-холл на Гроув-Лейн
– Вы и правда очень похожи на брата, мисс Адамсон, – вдруг произнёс Рафаил Смит, всё ещё разглядывая её. У него был мягкий бархатистый голос, однако в нём не было ни толики обаяния или желания расположить к себе собеседника. – И вы такая же высокая, как и мистер Адамсон, что не слишком подходит для наших целей, – неудовольствие в его тоне позабавило Оливию. – Тем не менее, я полагаю, что при должных усилиях мы непременно добьёмся успеха. Руки у вас достаточно крепкие?
– Кто добьётся успеха? И причём здесь мои руки? – быстро спросила Оливия и тотчас же обернулась к брату. – Филипп, что происходит?
Мужчины переглянулись, и Филипп, подхватив сестру под локоть, вновь повлёк её за собой. Всю дорогу упираясь и повторяя, что больше не сделает и шагу, пока Филипп не ответит на её вопросы, Оливия всё‑таки последовала за братом и оказалась в каморке за сценой, всю обстановку которой составляли письменный стол, два стула, конторка и низкая кушетка из тех, что обычно стоят в привратницких. В качестве единственного украшения на облупившейся стене висел тканый гобелен, изображавший одного из античных близнецов‑лучников – Апполона, златокудрого юношу в ниспадающем складками хитоне, с колчаном серебряных стрел за спиной и лирой в руках. Его окружали девять прекрасных танцующих муз в развевающихся хитонах: их лица выражали божественный экстаз, а в волосах сверкали золотые ленты.
Окна здесь отсутствовали, и источником неяркого жёлтого света, липкой плёнкой лежавшего на всех предметах, была настольная лампа с треснувшим плафоном. В этой тесной комнатке запахи старого театра почему‑то усилились, и к ним прибавился отчётливый душок сырости.
Филипп усадил сестру на стул, предварительно смахнув с него пыль, а сам уселся на диван и обречённо вздохнул. На лицах близнецов застыло одинаковое упрямое выражение, но Оливия первой нарушила молчание.
– В третий и последний раз спрашиваю, Филипп, что происходит? Зачем я здесь? Если ты не ответишь на мои вопросы, я сейчас же заберу вещи из пансиона миссис Сиверли и уеду.
– Постой, Олив, не кипятись так. Я… я и правда должен объяснить тебе кое‑что. Признаюсь, с моей стороны было не совсем честным умолчать о некоторых обстоятельствах. Но если бы я написал всё как есть, ты могла отказаться приехать!
– Как приехала, так и уеду, – хладнокровно заявила Оливия, демонстративно беря в руки сумочку. Лицо брата вдруг приняло такое потерянное выражение, что она невольно смягчилась: – Расскажи мне, Филипп. Расскажи, в чём дело.
– Я уже писал тебе, что у нас не всё так гладко, как хотелось бы, – было заметно, что признание далось ему с трудом. – Труппу с самого начала сезона преследуют неудачи. Срок уплаты первого арендного периода в конце декабря, и плата фиксированная. Как бы туго ни шли дела, я должен буду заплатить, иначе нас вышвырнут на улицу. Оркестранты тоже потребуют свою долю. Мне повезло найти подходящее помещение, сама видишь, – и Филипп с нелепой гордостью обвёл руками крохотную комнатку, затерявшуюся в недрах театра, – но если мы его потеряем, то другого не найдём. Сейчас разгар сезона, сама понимаешь.
– Что за неудачи? Ты ничего не писал мне об этом, – тон Оливии всё ещё был холоден.
Филипп вновь испустил горестный вздох и принялся перечислять:
– Сперва случилось замыкание в реквизиторской. Потом Эффи Крамбл сломала руку. Имоджен осталась без напарницы – у них было два совместных номера, очень удачных, публика их хорошо принимала. Кроме того, Эффи ассистировала иллюзионисту, и из‑за того, что она выбыла из строя, мы лишились уже четырёх номеров, а это треть программы, ведь труппа совсем небольшая.
До Оливии вдруг начало доходить. Теперь пристальное внимание к её персоне со стороны Рафаила Смита получило объяснение, как и замечания насчёт её роста и лживые уверения брата в письме, что «все страшно хотят с ней познакомиться».
– Постой, Олив, дай мне договорить! – взмолился Филипп. – Мы взяли на место Эффи новенькую, временно, пока она не придёт в форму, но и тут нам не повезло. Люсиль Бирнбаум упала с капитанского мостика, и мы снова в ужасном положении. Шекспировская пьеса, в которой у Имоджен главная роль, ещё не готова к премьере, а включить её в репертуар раньше, чем мы будем готовы – это значит навлечь гнев критиков и испортить Имоджен шанс показать себя как серьёзную актрису. Это может погубить её сценическую карьеру, а играть всю жизнь в мюзик‑холле слишком мелко для её таланта, сама понимаешь.
Оливия просто ушам своим не верила – худшие её опасения подтверждались.
– И ты вызвал меня, чтобы я вместе с Имоджен наряжалась юнгой, пела и танцевала на сцене? – Оливия вложила в эти слова всю язвительность, на которую была способна.
– Ну, это у тебя вряд ли получится, – с покоробившей её снисходительностью заявил Филипп. – Работа на сцене – это не так‑то просто, как тебе кажется. Но ты права: я написал тебе, чтобы умолять выручить меня и всю труппу и на время! слышишь? только на время! ассистировать Рафаилу в нескольких номерах.
– Позволь, я уточню… – Оливия прикрыла глаза, будто не могла поверить услышанному. – То есть ты просишь меня стать помощницей фокусника? Ходить по рядам со шляпой в руке, а потом в эту же шляпу засовывать кроликов? Подкладывать в карманы зазевавшимся зрителям червовых дам, поддельные записки и прочую чепуху… – она оборвала себя на полуслове. – А что же несравненная мисс Прайс? Разве она, такая опытная актриса с большим будущим, не справится с подобной ролью?
– У тебя крайне превратное представление о том, чем занимаются иллюзионисты уровня Рафаила Смита, – обиделся Филипп, никак не комментируя нападки на Имоджен. – «Лицедеи Адамсона» – это тебе не ярмарочные крикуны, и никаких кроликов в программе нет. Вообще, из животных у нас только мисс Дженни, почтенная ослица на пенсии, и Геркулес, дунайский кудрявый гусь.
– В самом деле? – холодно осведомилась Оливия, вставая и натягивая перчатки. – Какая прелесть. Ну, тогда успехов, – кротко пожелала она и решительно направилась к двери.
Филипп не остановил её. Она стремительно прошла по узкому коридору, потом поднялась по неприметным ступенькам, сразилась с бархатной портьерой, набросившейся подло, исподтишка, и, одержав над ней победу, оказалась снова на сцене, где маг и чародей Рафаил Смит возился с какой‑то подозрительной штукой, торчавшей из разверстого люка в полу, пробежала по дорожке между рядами кресел, обтянутых винного цвета плюшем, толкнула неподатливые двери раз, другой, и наконец оказалась на площадке перед вестибюлем. Двери с мягким шорохом, словно кто‑то испустил полный печали вздох, захлопнулись за её спиной.
Оливия сделала ещё несколько шагов вперёд. Ступила одной ногой на лестницу, замерла. Ей вспомнились летние события во Фроингеме[1] и то, как она, применив фразу‑заклятье родом из детства, вынудила Филиппа помочь ей.
Оливия ещё раз оглядела вестибюль, сейчас утопающий в тусклых сумерках зимнего утра.
Выход был совсем близко.
[1] О летних событиях рассказывается во второй книге серии «Леди из Фроингема».
