Не нашего племени

Адиль постоянно путал, в каком доме живёт Шагаев. Раз за разом проходя череду панелек он узнавал жилище трудовика по характерному оттенку света, просеянного сквозь зеленоватые занавески, и сгорбленному на их фоне кактусу. В запотевшем окне кухни застыл профиль, судя по комплекции не принадлежавший хозяину. Девушка аккуратно поднесла руку ко рту, держа другую лодочкой под подбородком. Когда она повернулась к холодильнику, Адиль узнал сестру Шагаева. Он видел её лишь однажды, когда допрашивал трудовика после выписки. Она была единственным близким человеком, который остался у Шагаева. В её попытках защитить Шагаева было столько прелести, хрупкая и разрумяненная она порой буквально загораживала от следователей грузное тело брата.

Адиль постучал. Дверной глазок несколько раз сморгнул. Когда Тагир потянулся к звонку, дверь открыли. Адилю было неловко, что вновь встреча с сестрой Шагаева не приносит той ничего кроме досады, от которой её глаза становились ещё выразительнее. Адиль попытался улыбнуться, девушка, не меняясь в лице, впустила следователей. Разглядев спину Шагаева, скрывшегося в конце коридора, Адиль собрался с мыслями.

– Джалил сейчас оденется и выйдет. Проходите в зал.

– Спасибо, Индира. Сразу поясню, мы бы хотели поговорить с ним наедине.

– Пожалуйста. Только я прерву вас через десять минут, ему нужно будет принять лекарство.

– Надеюсь, нам больше времени не потребуется.

Девушка не дождалась пока они разуются и ушла на кухню, закрыв дверь.

Тагир расположился в кресле у окна, изучая подвязанный к батарее фикус. В другом углу на самодельной подставке покоился кинескоповый телевизор. Адиль побарабанил по экрану, пальцы кольнуло статикой. Он хотел было нажать кнопку включения, посмотреть от чего они отвлекли Джалила, но передумал. Его внимание перехватил привалившийся к стене секретер. Внутри бок о бок с хрустальными лодочками и фужерами поигрывали запылённой позолотой призовые дипломы. Спереди каждый подпирала поделка из дерева: хвойный канделябр, дубовые часы с выжженым циферблатом и прокручивающимися стрелками, матрёшка, похожая на папуаску из‑за обилия лака. Адилю особенно приглянулась деревянная рюмка, притаившаяся в уголке. Он продолжал смотреть на неё, будто не замечая отразившегося в зеркале Шагаева.

– Как я понимаю, Джалил, рюмашку жюри не оценило?

– Это я делал для себя. Мемориал моему пьянству, так сказать. Вы на неё пришли посмотреть?

– Вы присаживайтесь.

Сидел Джалил до тех пор пока не услышал имя новой жертвы.

– Зачем вы меня мучаете?! Сначала с той девушкой, теперь с ним. Я их не убивал! Я что по‑вашему… я из дома раз в неделю выхожу, а может и реже. В магазин приходится за четыре квартала ходить. В нашем мне даже хлеба не продадут. Всё из‑за вас!

– Я так понимаю вы с Младенцевым были знакомы?

Джалил рухнул на диван. Индира вбежала в комнату, оттолкнула следователей и обхватила голову брата.

– Пусть они уйдут, Индира, пусть они уйдут.

– Да что вам от него надо?! Я вчера была с ним весь день. Только ему стало лучше и опять вы за своё. Уходите!

Тагир уже стоял в прихожей и похлопывал по ладони ложкой для обуви:

– Весь мир театр.

– Не думаю. Походу не врёт.

В подъезде после первого же пролёта Тагир развернулся.

– Мне, кажется, я понял причину перемены твоих настроений относительно него.

– Да не в ней дело. Ты видел, как он подорвался. Чуть на тебя не накинулся.

– Хорошо бы.

– Ты езжай в отдел лучше. Проверь, как он мог быть связан с юристом.

Адиль оглядел стену, усеянную однозначными посланиями живущему за ней «пидагогу». Половина из нарисованных членов, была нанесена с таким усердием, что даже в стёртом виде угадывались их исполинские контуры. От одного, змеившегося вокруг звонка, осталась только половина. Очевидно, на нём Джалил сдался и смирился со своей участью, дабы не провоцировать появления следующего уже на двери. Адиль стёр самый жирный и поймал себя на мысли, что сделал это не только из уважения к Индире. Ему даже стало неудобно за свой тон в начале разговора. Старику и вправду приходилось нелегко. Такой же затравленный взгляд он увидел на лице Джалила, когда встретил его в больнице.

Они с Ильясом тогда прождали в палате около получаса, ожидая пока закончат перевязку. Медсестра завела Джалила и возмущённая бестактностью полицейских попросила их выйти, пока она поможет больному переодеться и справить естественные надобности. Шагаев не поднимал головы. Налившиеся всеми оттенками травмы синяки на плечах змеились из‑под больничной робы, всползая к шее. В коридоре Адиль ещё раз проработал очередность вопросов, но, исходя из обилия бинтов на голове Джалила, понимал, что в каком бы порядке он их не расставлял, толку от них будет не много.

– Может, повременим с допросом?

– Нет. И я думаю, будет интересно его послушать именно сейчас, когда он не в состоянии внятно говорить, понимаешь?

– Я, может, тогда покурю быстро схожу? Мне что‑то жалко мужика, если честно. Или ты задумал плохого, злого отработать?

– Пока что нет. Иди.

– Спасибо, шеф. Тогда угости сигаретой, больно они у тебя замечательные. Что этот парнишка на тебя так уставился?

– Который?

– Вон тот, золотоголовый. На кулак облокотился и разглядывает с мыша. А другой рукой… похоже, что он машет нам.

– Арсени!, – узнал махавшего Адиль, протянул Ильясу пачку и поднялся со стула.

Парень синхронно встал, не отрывая кулака от щеки.

– С тобой что, дружище?

– Штоматолога жду, – произнёс парень, не размыкая рта, – Бахнул новокаина, прижми, кричит, на пару минут кулаком и ишпарилша.

– Не жалко зубов‑то к здешним коновалам ходить?

– Этот не жалко. Вырвать надо. Я так‑то Сергея пришёл проведать, ну и жаодно решил жуб жделать.

– Жуб это хорошо. – Адиль переглянулся с Ильясом. – Сколько мы не виделись? Познакомься, кстати, это Ильяс. Ильяс – это Арсен. Младший братишка моего однокурсника Сергея. Арсик, мой верный, но последнее время пропавший помощник. Мы с ним ещё с Соловья основательно сдружились. А что с Серым?

– Корона. Сейчас уже на поправку идёт.

– Ну, дай Бог.

– Держи шалфетку, друг.