Не поздно влюбиться
Ей определенно нужно было поговорить с ним теперь, когда у нее была такая возможность, чтобы решить, каким должен быть ее следующий шаг. Какая бы вина у нее ни была перед Грасиано, она смягчалась тем, что он отказывался отвечать на ее звонки, а затем сменил свой номер, чтобы убедиться, что Алисия окончательно поняла, что он не хочет иметь с ней дело.
– Нет.
Его резкий отказ был как пощечина. Она не ожидала подобного.
– Дай мне всего десять минут.
– Давно я не чувствовал, что мне нужно что‑то «дать» тебе, – выдавил он, и тогда она поняла, что время совсем не смягчило его чувства. Сейчас он был так же зол на нее, как и тогда.
Ее отец отчитывал этого человека почти тридцать минут, швыряя в него всевозможные ругательства, а Алисия молча стояла рядом с отцом, причастная к оскорблениям, потому что она ничего не говорила. Она до сих пор помнила выражение лица Грасиано, когда он повернулся к ней. Она знала: он ждал, что она защитит его, объяснит, что это было вовсе не сексуальное насилие, а отношения.
Но Алисия побоялась навлечь на себя гнев отца. Она поставила свое самосохранение превыше всего, даже Грасиано.
Для любого это было бы нарушением условий сделки, но для такого гордого человека, как Грасиано, ее предательство было непростительным.
– Пожалуйста.
Его глаза сузились. Рыжеволосая дама уже почти дошла до них. Алисия знала, что возможность поговорить с Грасиано наедине тает на глазах. Но если он пришел на бал, то у ее помощницы были его контактные данные. Ей не нужно форсировать события сегодня вечером.
– Ладно, – сказала она после паузы, слегка покачав головой, так что прядь гладких светлых волос упала ей на глаза. Она подняла руку, чтобы убрать волосы, и ее кожа покрылась мурашками, когда его взгляд проследил за этим жестом. – Это не имеет значения.
Он опустил голову в молчаливом согласии и, прежде чем она успела произнести еще хоть слово, повернулся, обнял свою даму за талию и повел ее вглубь бального зала.
Дверь в ее прошлое только что приоткрылась, и у нее не было другого выбора, кроме как пройти в нее.
* * *
Мало что могло удивить Грасиано Кортеса. Но правда заключалась в том, что через десять лет после того, как его выгнали из дома Алисии Гриффитс, он искренне верил, что больше никогда ее не увидит. Он считал, что она больше не имеет над ним власти, что он вне ее досягаемости.
Когда же увидел ее на сцене, у него возникло чувство, что его пронзил разряд тока. Тот же разряд чуть не разорвал его в коридоре двадцать минут назад.
Десять лет назад, в тот короткий безмятежный период его жизни, Грасиано на мгновение решил, что встал на ноги, что кто‑то принял его таким, какой он есть, даже полюбил его. Кто‑то заставил его улыбаться, смеяться и доверять, и все то, что он считал мертвым внутри себя, вернулось к жизни благодаря ей. Не без усилий. Он выстроил свою защиту по кирпичику, но мало‑помалу она ослабила его бдительность.
Вот поэтому то утро было таким ужасным.
Горечь нахлынула на него, когда снова пробудились воспоминания о его глупой ошибке.
«Ты никудышный, грязный уличный подонок, и всегда им будешь. Всегда. Ты не существуешь для меня. А теперь убирайся из моего дома, пока я не позвонил в полицию».
Даже сейчас, десять лет спустя, ему становилось плохо, когда в памяти всплывали события того утра.
При первой же проверке своих истинных чувств Эдвард вышвырнул Грасиано на улицу, не заботясь о том, как это повлияет на него. А Алисия молча смотрела, предпочитая лгать отцу, но не признаваться, что секс был по обоюдному согласию, что они были… нет, не влюблены. Этого не было. В то время он так думал, но он был глупым, наивным подростком, ищущим то, чего не существует.
Это были гормоны, похоть, желание, удовольствие и соблазн запретного плода, один из древнейших инструментов соблазнения всех времен. Он хотел ее, потому что не мог иметь ее. Любовь не была частью этого. Что касается Алисии, то она бросила его, позволив отцу обвинить его в изнасиловании и вышвырнуть обратно на улицу. Она тогда подошла ближе к отцу и взяла его под руку, давая понять, что не собирается говорить правду.
Она предала Грасиано. Он многому научился у нее и ее отца и с тех пор держал людей на расстоянии вытянутой руки, как будто от этого зависела его жизнь.
Он стиснул зубы, пристально наблюдая, как она вышла на сцену, проигрывая в памяти их диалог. Грасиано крепче сжал свое колено и сидел неподвижно, как камень, когда она подошла к кафедре.
– Добрый вечер! – Ее глаза окинули толпу. Она искала его?
То, что Алисия стала старше, было очевидно. Она стала более утонченной и женственной, ее поведение было гораздо менее озорным, чем у шестнадцатилетней девочки, за которой он бегал повсюду, как щенок, когда ему самому было всего восемнадцать. Ее волосы были все еще светлыми, собранными в элегантный хвост, который блестел, когда она вертела головой. Ее макияж был безупречен – та Алисия, которую он знал, никогда не пользовалась косметикой. Ее отец никогда не позволил бы это своей маленькой девочке.
Она была действительно красивой, но такой она была всегда. Несмотря на свою ненависть к ней, Грасиано почувствовал, как у него зашевелилось прежнее желание. Он хотел прикоснуться к ее нежным губам рукой, потом губами… Он тихонько выругался.
Прошло десять лет с тех пор, как они прикасались друг к другу, и с тех пор у него было достаточно женщин, чтобы знать, как удовлетворять потребности своего тела. Но это было другое.
Он не просто хотел Алисию.
Он чувствовал непреодолимое желание быть с ней, напоминать ей о том, что у них было общего до того, как вмешался ее отец и все разрушил. Он хотел заставить ее признать, что это что‑то значило. До этого момента он не осознавал, насколько ему нужно это признание.
Ее отец причинил ему боль, да, но предательство Алисии безвозвратно сломало что‑то внутри его. Она вела себя так, как будто он ничего для нее не значил, и неожиданно самым важным в жизни Грасиано стало заставить ее признать, что это не так.
– Спасибо всем, что пришли.
Ее голос слегка дрожал, и он задался вопросом, не нервничала ли она оттого, что встретила его.
– Уже четвертый год я организую ежегодный благотворительный аукцион «Макгивен Хаус», и это первый раз, когда я буду принимать в нем участие, – добавила она с улыбкой, явно обретая уверенность в себе.
Толпа громко зааплодировала. Она умиротворенно подняла руки, непринужденно обаятельная и скромная.
Он слегка наклонился вперед на своем стуле, не обращая внимания на людей за его столом, включая свою девушку, имя которой в тот момент он даже не мог вспомнить.