Небеса моего брата

Я остановился, повернул голову, навел взгляд на брата, потом на окно нашей квартиры на третьем этаже с мамой в прямом эфире. Все было в порядке. Тима гуляет с друзьями под неусыпным контролем. Я волен гулять без какого‑либо контроля, за ненадобностью такового. Мама все видит. Свобода! Я отворачиваюсь и продолжаю путь, куда мои глаза глядят. А устремлены они к моему другу, у которого сегодня тоже своего рода свобода. Нет, не от брата. Брата у него просто нет. Не появился он на свет как таковой. Мой друг единственный у своих родителей. Он ни за кем не должен смотреть, а значит, по определению, ни в чем не может быть виноватым. Ему повезло. А еще ему повезло иметь свою собственную комнату в двухкомнатной квартире. Его папа и мама спят в гостиной. Сегодня ему повезло еще больше, потому что родители ушли в гости, а его оставили одного до позднего вечера. Мы с ним решили этим непременно воспользоваться и поиграть в приставку в его собственной комнате, закусывая оставшейся в холодильнике пиццей и запивая ее газировкой.

Счастье. Мальчишеское счастье. Отсутствие забот. Мы одни у него дома. Нам никто не будет мешать. Мама позвонит мне примерно через полтора часа. Потом еще через час. Может и через два. Скорее всего, через два. Ближе к девяти она наберет мой номер в последний раз и прикажет вернуться домой. Я попрощаюсь с другом и послушно, как хороший сын, пойду домой. Я открою входную дверь своим ключом, потому как звонить в домофон можно и нужно только Тиме, а еще нашим дедушке и бабушкам. Я не вправе пользоваться домофоном. Ведь у меня есть ключ. У брата тоже он есть, но ему не обязательно им пользоваться. Для Тимы есть домофон! Мама всегда ему откроет дверь с улыбкой на лице. Впрочем, мне она тоже откроет дверь. Но, вместо улыбки я рискую нарваться на упрек и напоминание о необходимости использования ключа. Ведь я уже большой, мне пятнадцать лет. Я пользуюсь личным ключом с первого класса. Тиме двенадцать. Но он вправе не утруждаться и для входа в подъезд спокойно может жать на кнопки домофона.

А что же папа? Папа тоже пользуется личным ключом. Папа где‑то позади мамы. Всегда позади. Нет, он не бдит младшего сына в окно квартиры. Не бдит маму, пока она бдит за гуляющим во дворе Тимой. Папа сам по себе. Через несколько лет после появления на свет младшего сына он отошел на второй план. Папы всегда занимают вторую или третью строчку в жизни мама, пока на первом месте маленький ребенок. Папы не возмущаются. Они спокойно и добросовестно отступают на свой второй или третий план, воспринимая это как радость, так как на свет появился долгожданный наследник или наследница. Они даже помогают мамам в их нелегком деле неусыпном деле ухода за малышами. Дети растут, взрослеют, становятся более самостоятельными. Со временем место папы возле мамы восстанавливается. Папа часто вновь занимает позицию главы семьи. Папу все слушаются. Папа – главный! Его слово – закон для всех в доме.

Но, мой папа стал исключением. После моего рождения он, как все, вернулся на первый план. Он вновь занял свое место в жизни мамы, в моей жизни. Через несколько дней после моего третьего дня рождения, на свет появился Тима. Папа снова послушно ушел на второй план, с радостью уступив свое место новорожденному. Ничего особенного. Этого и следовало ожидать. Мой брат должен был подрасти, набраться самостоятельности, повзрослеть. Через несколько лет папа снова занял бы свое место в нашей семье. Но, этого не произошло. Тима прочно укрепился на его месте. Укрепился так, что сдвинуть его теперь было просто невозможно.

И что же папа? Папа не только не стал лидером в глазах мамы. Он отошел дальше даже от второго плана. Он стал третьим? Нет! Вовсе нет! Четвертым? Может быть. А кто же тогда второй? Я? Не тут то было! Тима прочно сел в кресло лидера нашей семьи по всем фронтам. Он занял не только первое место в жизни нашей мамы, но еще крепко вцепился во вторую и третью позиции. Мы с папой вместе ушли на дальние подступы к сердцу мамы. Папа – добытчик, его задача обеспечивать всех нас, прокормить, заработать. Я – старший воспитатель и вечный обвиняемый во всех грехах. Плюс к этому, я – постоянный помощник мамы в хозяйственных вопросах. Ее заместитель по мытью посуды, уборке дома, машинист пылесоса, бегунок в магазин. Я – подай и принеси, убери и помой. Это все – я! Иногда, по наличию под рукой – это бабушки и дедушка. Иногда – папа.

Раньше было не так. Все было по‑другому. Были я и родители, а также родители моих родителей. Правда, без одного дедушки. Тот когда‑то давно нашел себе другую бабушку, а мою оставил. Так бывает. Так вот, вся эта идиллия, где каждый был на своем привычном и законном, определенным природой и мирозданием месте, рухнула почти в один момент. Нет, не сразу. А очень постепенно.

Когда мне было уже почти три года, а брат Тима только готовился дебютировать в своем качестве примерно через месяц, к нам в гости пожаловали какие‑то друзья моих родителей. Познакомились они незадолго до этого. Умудрились подружиться, войти в доверие, понравиться и напроситься в гости. Отказа не было. Они пришли. Все было хорошо. Потом они, через какое‑то время неожиданно исчезли из нашей жизни, сменив место жительства на дальний пригород, где завершили строительство собственного дома и завели, как сами сказали, домашнее хозяйство. Со стороны ничего особенного. Только во время застолья, как потом не раз, а много‑много раз вспоминала моя мама, их гостья, в непринужденной обстановке стала пытаться что‑то там высчитывать по звездам. Она писала на бумажке некие цифры, вычитывала что‑то в интернете, говорила, что она астролог‑любитель. И где‑то, через полчаса, широко открыв свои глаза, заявила, что нас всех ждет появление какого‑то особенного, необычного и очень перспективного по неведомым ей аспектам ребенка.

Мои папа и мама с интересом и вниманием выслушали гостью, порадовались нарисованной надежде и, скорее всего, позабыли о сказанном. Не до того им потом было. Хлопоты предстоящего рождения второго ребенка охватили их целиком. Тима появился на свет в срок, нармальным, здоровым и без отклонений. В общем: все хорошо. Папа на работе, я – в садике, мама – дома с новорожденным. Все шло своим чередом. Постепенно место каждого из нас уверенно двигалось на требуемую позицию. Папа – главный. Мы с братом – дети и наследники, нас растят и воспитывают. Мама – наше все! И тут…

Тут стало сбываться предсказание недавней знакомой моих родителей. Поначалу никто, конечно, о каких‑то там словах гостьи и не вспомнил. Все как‑то шло своим чередом. Тима рано заговорил. Причем, очень рано. Заговорил четко. Очень быстро он перешел от коротких и емких предложений в два‑три слова к довольно длинным и осознанно сказанным фразам. Самостоятельно, просматривая развивающие трансляции для детей, освоил алфавит и счет. Потом научился читать. Причем, родители этого даже не заметили. Просто увидели его с книжкой в руках, когда он молча водил глазами по строчкам. Что ребенок читает, они даже не подумали. Решили, что Тима внимательно разглядывал картинки. Осознание неведомо откуда‑то взявшейся у младшего сына грамотности к ним пришло во время прочтения им вслух рекламного текста на фасаде магазина возле дома. Потом он прочел что‑то еще и пошло‑поехало.

Мой брат читал все подряд. В качестве аттракциона невиданной ранней детской грамотности ему подсовывали в руки книги, газеты, этикетки от всякой продукции. Он все читал вслух, громко и четко, быстро и без запинок. Родители и дедушка с бабушками радовались так, будто перед ними был не маленький мальчик, со значительным опережением обошедший в развитии своих сверстников, а домашнее животное заговорившее человеческим голосом. Казалось, что на детском стульчике, предназначенном для кормления малышей, сидит не ребенок, а кот или собака. Причем взгляд у того был таким, будто он не удивлял кого‑то своей необычностью, а удивлялся сам тому, что видел перед собой столь недалеких и ограниченных людей.