Нечисть
– Ага. Не денутся… Чтоб знали, мрази…
– Нашего брата трогать нельзя!
– Нельзя!
После этого ещё минут пятнадцать поговорили и Коля засобирался к себе в общагу. Напоследок пожелал товарищу скорейшего выздоровления.
– Поправлюсь, куда ж я денусь, – рассмеялся Женя.
Когда Коля ушёл, он с облегчением вздохнул. Квартира – это, конечно, хорошо. Даже очень хорошо, если дадут. Но всё же утомили его сегодняшние посетители, сильно утомили. И былая служба внезапно предстала в новом свете. Как он там сказал корреспонденту? Главное, чтобы всё было строго в рамках закона. Вот именно.
Женя улыбнулся сам себе. В голове его созрел план.
Награду он, само собой, получит. Квартиру или хотя бы медаль… Лучше, конечно, квартиру. А потом… потом напишет рапорт об увольнении. Надоело, устал. Хотя даже не в этом дело…
Он, понятное дело, никому сегодня этого не сказал и точно никогда не скажет после, но… Там, на митинге, кое‑что случилось. Падая на землю, он столкнулся взглядом с девушкой, из манифестантов, – и что‑то произошло. Он не мог объяснить точно – что именно, но, кажется, теперь глубоко внутри он не был гвардейцем Женей. Вот так. Как будто чужая, инородная жизнь поселилась в нём, когда он отключился и провалился в свой тёмный, таинственный космос…
И сейчас в палате Мариинской больницы была только оболочка того старого гвардейца Жени. Тогда как внутри он теперь был двадцатилетней оппозиционеркой Женей, студенткой факультета политологии Санкт‑Петербургского государственного университета, которую вероломно отоварили дубинкой по голове на несогласованном митинге.
Дерьмобомба
Денис посмотрел на часы и понял: пора. Он закрыл книгу, отложил её в сторону. Жаль, дочитать не получится. С другой стороны… он давно уже всё понял. Слова ничего не значат, и любой финал так или иначе предсказуем. Поэтому к чёрту слова, к чёрту книги.
Он встал с дивана, потянулся, затем принял упор лёжа и сделал пятьдесят отжиманий от пола. Чтобы снять напряжение. Дать своему внутреннему страху и агрессии выйти наружу, превратиться в кинетическую энергию мышц. Поднялся, встряхнул руками, ощущая в них приятное покалывание. Принялся одеваться.
Натянул на себя потёртые «левайсы» и джемпер защитного цвета, купленный полгода назад в «Военторге». Сверху накинул поношенный бомбер, обулся в видавшие виды кроссовки. Прямо в кроссовках прошествовал через комнату на лоджию и достал оттуда не менее потрёпанный рюкзак, в котором увесисто булькнуло разлитое по пластиковым бутылкам содержимое.
Опасный груз. А так и не скажешь. Ну мало ли что там булькает у парня за спиной? Может, затарился бухлом в «Красном и белом» и чешет теперь на пикник в компании друзей‑товарищей. Тем не менее, на общественном транспорте Денис решил не ехать. Вызвал такси в приложении сетевого агрегатора на смартфоне.
Когда машина такси приехала, ещё раз окинул взором своё съёмное жилище, без особого сожаления мысленно с ним попрощался и вышел из квартиры, заперев её на замок. На лифте спустился вниз и закинул ключ от квартиры в почтовый ящик – чтоб его арендодателю не пришлось потом долго искать. Хотя, наверное, первым делом квартиру посетит не арендодатель, а сотрудники спецслужб… Да и по барабану!
Денис вышел из парадной в тёплый апрельский день, пахнущий испарениями ещё не успевшей просохнуть земли и дымом жжёной травы, который ветер нёс из‑за КАДа. Поискал взглядом своё такси. Вот оно, возле крытого навесом ПУХТО.
Сел в автомобиль на заднее сиденье, положил рюкзак в ноги. Так вероятность того, что водитель будет лезть с разговорами, снижалась. Говорить ни с кем не хотелось. Да и о чём говорить? Какой смысл во всех этих словах, когда ты решился на последний шаг? Когда провёл черту между собой и остальным человечеством… Совсем скоро слова потеряют всякое значение…
Они тронулись. Ехать из Кудрово в центр Петербурга по навигатору такси предстояло где‑то с полчаса. Достаточно, чтобы ещё раз всё обдумать, обмозговать…
Впрочем, Денис давно всё для себя решил. Сегодня он покончит не только с собой, он положит конец надменному лицемерию сильных мира сего, сильных мира Слова. Того самого Слова, которое абсолютно бесполезно после смерти…
Слова что‑то да значат только для живых. За чертою небытия слова стираются, рассыпаются на отдельные звуки и гаснут, неспособные быть услышанными, неспособные отозваться эхом в человеческих душах… Тишина и молчание обретают там свою утраченную в мире живых власть.
Денис был писателем. Не по профессии, по призванию. Работал он самым обычным клерком, просиживающим штаны по восемь часов кряду (за вычетом обеда) с понедельника по пятницу в душном и пыльном офисе; мечты о заработке писательским трудом давным‑давно были благополучно похоронены. Столкнувшись с суровой реальностью, Денис понял, как трудно, а подчас и невозможно сделать писательство профессией в наше время, когда пишет примерно каждый десятый. Когда тематические сайты с возможностью бесплатной публикации завалены километрами текста разной степени удобоваримости, терабайтами ненужного информационного мусора.
С мечтой о писательской карьере он приехал в Петербург из небольшого старинного городка в Псковской области три года назад. Тогда он был неопытен и наивен. Думал, что в большом городе с его возможностями и социальными лифтами ему удастся пробиться в закрытый для обычного провинциала мир литературной богемы… Конечно же, его ждало разочарование…
Потому что никаких возможностей и лифтов не существовало. Да и закрытый мир на поверку оказался жалкой компашкой пафосных снобов и душных вампиров, сосавших минкультовские гранты и варившихся в собственном соку. Богема обернулась горсткой самовлюблённых стареющих дам и невзрачных, одержимых сумбурными идеями мужчин. Они не могли ничему научить, не могли ничего дать. Всё, что они умели – рвать и врать. Себе, окружающим, всем.
Писал же Денис о людях своего круга: провинциалах, маргиналах, выходцах из самых низов. О грузчиках и кладменах, о рэйверах и панках, о ментах и сидельцах, об офисном пролетариате и работниках сферы сетевого секс‑бизнеса. Его герои не были интересны «советским писателям», как он сам их называл, из литературных кружков, ютящихся по районным библиотекам, которые были заняты лишь выбиванием денег у городского правительства на свои никому не нужные премии и мероприятия да ностальгией по доперестроечным временам, когда их книги, бывало, издавались тысячными тиражами. Не были они интересны и модным современным писателям, постигающим дзен за полторашкой вишнёвого «Блейзера» перед концертом Альбины Сексовой в «Ионотеке» или за созерцанием объектов современного искусства в «Эрарте» и рассуждениями об объектно‑ориентированной онтологии в курёхинском центре. Все эти люди, за какими бы высокими словами они не прятались, были заняты решением лишь своих приземлённых проблем и отстаиванием шкурных интересов. На искусство в целом и литературу в частности им было плевать. Так понял Денис.
