Непонятный роман
– В чем ты прячешься сейчас?
– Сейчас? Ни в чем. С тобой разговариваю вообще‑то. На многомиллионную, извиняюсь, аудиторию.
– Хорошо.
– И?
– Что «и»?
– Ну, ты сказал «хорошо» и замолчал. Дальше вопрос какой?
– У тебя и без вопросов неплохо получается отвечать.
– У нас ведь интервью.
– Считай, что у нас интервью ведет нейросеть.
– Но есть же законы жанра.
– Извини, что‑то меня рубит с этого коньяка. Я пойду посплю буквально полчасика. А ты пока говори тут. Про прилавки, про домики из диванных подушек.
– Меня тоже рубит.
– Сделайте кофе ему.
– С топленым молоком, если можно, пожалуйста.
3:56 Топленое молоко
– У меня же кофе есть в термосе, с топленым молоком. «Коричневым», как Соня говорит. Будешь?
– С топленым? Как им коньяк‑то запивать.
– Нормально. Я этот термос тоже в том «Ашане» купил, где «Нутелла» и драма.
– Да как ты надоел со своей «Нутеллой». Ты можешь говорить о чем‑то, кроме еды?
– «Нутелла» – не еда, а праздник. Как сейчас мы идем, по сути, за праздником. Сколько, кстати, идти?
– Подходим.
– Какой овраг все‑таки бесконечный. У Чехова же знаешь позднюю повесть – «В овраге»?
– Не знаю.
– Страшная очень. А здесь, в этом овраге, почему‑то не страшно. Наоборот, уютненько. Вот ты говоришь: отношения…
– Я так не говорю.
– Попробуй, кстати, коньяк с моим кофе. Получается коктейль типа ликера.
– Я не хочу коктейль типа ликера, дай коньяка просто.
– Да. Отношения. Мне кажется, в них должно быть в первую очередь уютненько. Любовь – это такой домик, в котором двое могут спрятаться от всего мира.
– Ты все, что ли, выпил? Мысли Ивана идут.
– Не, тут много еще.
– В кофе прямо налей, попробую твой «ликер».
– Точно. Кофе же стимулятор. А алкоголь депрессант. И они вместе…
– Это ты депрессант. Пришли, кажется. Фонарик включи. Вот на это дерево свети. Чувствуешь, оно?
– Неа. Вот это.
– Почему?
– От него энергия идет.
– Так, и еще примета… Как будто какие‑то семечки… Шелуха… Что это вообще?
– Расширь побольше фотку. А это скорлупки от кедровых орехов. И они под этим деревом. Как я и говорил. Только откуда они здесь…
– Копай.
– Я, кажется, ложку для «Нутеллы» потерял.
– Не беси меня, а то я не поеду с тобой больше.
– Да не ругайся. Палочкой вот сейчас.
– Есть?
– Есть вроде что‑то… Энергия идет.
– Есть?!
– Есть.
– Бери, погнали!
– Слушай. Тут шишки.
– Ну все, поехали отсюда быстрее.
– Подожди. Тут правда шишки, настоящие, кедровые. Ну которые я рассказывал, с орешками.
– Да что вообще происходит… Видишь?!
– Да.
– Кто это?!
– Кто‑то… на конях. На лошадях.
– Тихо сиди. Термос убери.
– Кто это может быть, как думаешь?
– Убери термос, он блестит от луны!
– И кони какие‑то непонятные… Типа единорогов.
– Спрячься. Как будто тебя вообще нет.
4:40 Развернутая метафора
– …А прикинь, счастье запрещено законодательно?! Вот просто запрещено, и все.
– Объясни.
– Ну это метафора. Можно же объявить запрещенным все что угодно. Просто напечатать на бумажке и сказать, что теперь правильно так, как там напечатано. А то, что не напечатано, нельзя.
– Извини, но это попахивает поздним Толстым. Таким анархическим поздним Толстым.
– О, ты знаешь, что такое поздний Толстой. Респект.
– Я понимаю твой сарказм. Давай еще выпьем, и я объясню свой вопрос. Шоколадочку бери.
– Я на диете.
– Респект. Смотри. Эти рассуждения всегда попахивают…
– Два раза «попахивают».
