Непотерянный край

– Понимаешь, когда человек пытается не обращать внимания на свои переживания, они от этого только усиливаются, – глядя на подругу своими выразительными ореховыми глазами, разъяснила Анна. – Ведь боль, будь то физическая либо душевная, – это сигналнашего существа о том, что нам нужно на что‑то в себе обратить внимание. И если этого внимания не уделяется, – как в случае с игнорированием проблемы, – то сигнал, соответственно, будет только усиливаться!

– То есть когда наша сущность, наша Природа, посылает в наше сознание подобный болевой сигнал, то она просто настойчиво просит нас рассмотреть кое‑что в самих себе? – сообразила Горелова.

В это время две молодые девушки за соседним столиком непонимающе посмотрели на Екатерину.

– Именно! – Сердцева тем временем радостно хлопнула в ладоши. – Поэтому, если человек хочет навсегда избавиться от своих страданий, ему нужно поступить ровно наоборот…

– «Отдаться» своей боли? – снова смекнула Горелова – и снова удостоилась сконфуженных взглядов сидевших неподалёку девушек.

– Да, – кивнула Анна, – нужно именно позволить своей душе «отболеть до конца». В психотерапии, как мне рассказывала твоя тёзка, это называется имплозивной терапией. Пациент по собственной воле, – что крайне важно! – старается усилить своё страдание до максимальной степени, которую он только способен выдержать. За один сеанс это должно быть не менее получаса, а порою и дольше. При этом ни пациент, ни врач не должны прибегать ни к успокоениям, ни к отвлечению внимания от страдания…

– Да, это я уже поняла, – Горелова понимающе кивнула, а Сердцева продолжила:

– В общем, таким образом психика пациента постепенно адаптируется к раздражителю, и боль отступает. Метод имплозивной терапии чаще всего используют для избавления от страхов. Ну, к примеру, человек до смерти боится пауков, – а ему вместо всяких там успокоений просто дают подержать членистоногого в руке! Да, поначалу страшно и неприятно. Но со временем никакого страха уже не будет!

– Ты проверяла? – съев ещё одну ложку ухи, с небольшой ухмылкой спросила Горелова.

– Я применяла этот метод к другой негативной эмоции, – сказав это, Анна слегка посерьёзнела.

– Ну, если я правильно тебя поняла, этот метод «погружения в боль» помогает справиться и с другими неприятными переживаниями? – уточнила Екатерина, одновременно наблюдая за тем, как те самые девушки, которые безпрестанно бросали на неё косые взгляды, подошли к кассирше… и жестом указали на Горелову.

В ответ сотрудница закусочной лишь покачала головой, а девушки с недовольными лицами покинули заведение.

– Да, Катя, таким методом можно избавляться не только от страха, – продолжила в это время Сердцева, – но и от гнева, и от уныния… Я сама избавлялась таким образом от обиды.

– Получилось? – искренне поинтересовалась Горелова.

– Да! – весело улыбнулась Анна. – Как меня только не дразнили раньше мои друзья: «дева‑обида», «Анна Обидина»… А теперь перестали!

– Получается, что боль – это способ, которым существо человека сигнализирует ему о появившейся проблеме, – умозаключила Катя. – Вроде сигнализации о пожаре, – только о внутреннем пожаре, душевном.

– Верно, – кивнула Сердцева. – И телесная, и эмоциональная боль – это способ природы достучаться до разума человека, чтобы оповестить его о том, что в нём что‑то происходит не так. Либо он небрежно относится к своему телу, либо деструктивно мыслит. И в последнем случае эмоциональная боль побуждает его пересмотреть свой образ мышления. Эта боль, как ты только что очень удачно сравнила, нечто вроде пожарной сигнализации: когда люди слышат сигнал тревоги, до них сразу же доходит, что нужно обратить внимание на происходящее вокруг, – ведь где‑то что‑то загорелось. А если они глушат своё страдание алкоголем или, не дай Бог, медикаментами, – то это то же самое, что затыкать уши берушами, дабы не слышать пожарной сигнализации…

– А от чувства вины с помощью этого метода можно избавиться? – спросила повеселевшую подругу Екатерина.

Сердцева почему‑то не ответила сразу. И это сильно встревожило Катю; ей даже на секунду показалось, что Анна не просто ожидала от своей собеседницы этого вопроса, – но она также знала и причину, по которой та его задавала.

– Уверена, что можно, – ответила Анна после довольно тягостной паузы. – Дерзай! Если тебя правда сильно что‑то мучает…

– Катя, к тебе можно? – над Гореловой, держа в руках разнос с первым и вторым, возвышался Анатолий.

– Толь, прости… – девушка посмотрела на коллегу извиняющимся взглядом. – Но мне тут с подругой нужно кое‑что обсудить…

В ответ ведущий редактор лишь молча кивнул. На его лице Горелова успела прочесть грусть, переходящую едва ли не в скорбь.

– Катя, мне кажется, нам пора идти… – сказала «вечно сытая» Сердцева, когда её подруга уже доела свою уху.

И снова эта фраза отозвалась в душе Гореловой непонятной болью.

«Почему же я так болезненно реагирую на эти слова? – задумалась девушка. – Я не могу вспомнить, чтобы расставание с кем‑либо так уж сильно ранило меня… Или я всё‑таки о чём‑то забыла?..»

– Да, пойдём, – после недолгих раздумий согласилась Горелова – и понесла в окошко моечной свои тарелку и разнос.

По пути девушка виновато посмотрела на Анатолия, который был вынужден занять другое место из‑за её недавнего отказа. Мужчина даже не поднял на неё своих глаз.

Знала бы Катя, какую роль Анатолию предстоит сыграть в её жизни в этот самый день… Впрочем, тогда бы вся история получилась совершенно иной.

А пока Екатерина с Анной медленно прогуливались в сторону издательства. Вскоре они дошли до массивных металлических дверей здания, красиво отделанных деревом. Подруги уже собирались прощаться, как вдруг услышали два мужских голоса. Эти голоса были прекрасно знакомы им обеим!

– Ничего себе!.. – удивилась Сердцева. – Это они для тебя решили устроить?

Напротив входа в здание, в котором располагалось издательство, прямо посреди проезжей части стояли двое молодых людей. Это были известный музыкант Юрий Успехов и его приятель Дмитрий Помыслов – писатель, а также автор‑исполнитель. Оба они были одеты в зимние ботинки, джинсы и лёгкие демисезонные пуховики. Помыслов был выше ростом: примерно метр девяносто и широкий в плечах (почти как его тёзка Свободин), с недлинными усами и бородой; своими радостными серо‑зелёными глазами он смотрел на подошедших ко входу девушек, уделяя Екатерине всё же больше внимания, чем Анне. Юрий был пониже ростом – примерно метр восемьдесят – и также обладал крепким телосложением, пусть и сильно уступал в габаритах своему другу. Несколько напряжённые карие глаза Успехова зорко смотрели на обеих девушек, не отдавая никому из них особого предпочтения. На плечевом ремне у Юрия висела акустическая гитара. Одну из авторских песен, сочинённых Дмитрием, они хором пели в этот самый момент. Композиция называлась «Навек прощён» [17].

 

«И нет разлуки – Ты вечно со мной!

И в каждом звуке звучит голос Твой…

Глаза открыты: Ты гонишь мой сон!