Никому не нужные люди

Да, не любит дядюшка лишних слов. Была б его воля, общался б с людьми исключительно командами. Чего у них там в именье могло случиться, что срочно понадобились услуги наемников? С соседями война? Утки с их стороны переплыли озеро и захватили наш берег? Как я буду кого‑то вербовать, если понятия не имею, в чем состоит грядущая компания? Наш отряд подрядить? Копия контракта с нанимателем остается в штабе наемников. Если узнают, что Сольв Лусебрун нанялся к собственному дяде, до конца жизни не оправдаюсь. Могу, конечно, поработать задаром, по‑родственному, но контракт заключается всеми членами отряда, с указанием имен, а с какой стати Трэк и Мокрида будут заниматься благотворительностью? Скаегету нужны деньги. Он не жадный, не алчный, как многие представители его племени, он не любит монеты, они ему просто нужны. С каждого вознаграждения отсылает куда‑то некую сумму. Мы с Мокридой как‑то раз попытались смухлевать при дележе гонорара, подсунуть сыну Стензальта долю побольше. Но кто и когда мог обжулить скаегета?

Целительница наша также не ест золотой ложкой с бриллиантового блюда черную икру.

Поразмышляв обо всем этом еще немного, я окончательно испортил себе настроение, взял лук и стрелы и отправился на ближайший пустырь.

Мое оружие меч‑кацбальгер. Мне нравится, как его рукоять ложится в ладонь, нравится двигаться, ощущая, как работают мышцы, сливаясь с клинком в едином танце. В эти минуты даже пространство вокруг становится другим.

А еще оружие дает чувство защищенности.

Но когда нужно успокоиться и собраться с мыслями, я берусь за лук и стрелы.

Выстрел требует сосредоточенности. Попробуй просто одновременно удержать в руках напряженное тело лука, рвущуюся из пальцев тетиву, ходящую ходуном стрелу, если мысли и чувства вытворяют черт знает что. Спокойствие, даже отрешенность. Руки не должны дрожать, быть чрезмерно напряжены, но и слабость недопустима. Взгляд скользит вдоль древка стрелы, дальше, связывает мишень и наконечник воедино. Для выстрела есть один‑единственный правильный миг, пусть даже со стороны кажется, что опытный лучник мечет стрелы одну за другой. Поторопишься – не сможешь хорошо прицелиться, помедлишь, и острие уйдет в сторону. Поймав это мгновение, отпускаешь тетиву. И вместе с летящей стрелой всё, что тебя мучило и беспокоило. Лети и не возвращайся.

Я уже заметил: в хорошем настроении сразу начинаю стрелять довольно метко, при душевном раздрае чуть не десяток стрел отправляется по разные стороны мишени. Но, чем больше успокаиваюсь, тем лучше результат, тем ближе к нарисованному красным кругу и друг к другу втыкаются наконечники.

Я никогда не представляю себе на стрельбище что и уж тем более кого‑либо на месте нарисованных на щите колец. То же с мечом. В фехтовании меня привлекает строгая красота и продуманность оружия, мастерство соревнований и дружеских поединков. Я продаю свою жизнь, но не люблю убивать, ненавижу кровь и боль. Но, если уж взял в руки творение оружейников, хотя бы ради защиты, этого не избежать.

Иногда мне кажется, что также, как я, думают многие люди. Наш мир постоянно меняется, появляются новые вещи, иногда полностью вытесняющие старые, а мечи и луки как были в ходу пятьсот лет назад, так и остались. Если кто и придумывал штуку, с помощью которой можно зараз положить больше народу, изобретению этому хода не давали. Так в свое время мир ужаснулся смертоносности и подлости арбалетов, признал их жестоким оружием и полностью отказался. А сейчас, когда воинское дело всё больше становится занятием для избранных, совершенствоваться в изобретении для уничтожения себе подобных людям вовсе нет нужды.

– А, это я правильно пришел.

Есть такое старое выражение: «выскочил, как скаегет из погреба». Трэк появился очень похоже.

– Хорошо стреляешь, – одобрил сын Стензальта и, скрестив ноги, уселся рядом на землю. – Этим и занимайся. Я сейчас пришел – тебя нету. Хозяйка говорит, с утра куда‑то усвистал. По роже, извиняюсь, судя, в кабак подался. Вот я думаю: не рано ли тебе винищем баловаться?

Не знаю, сколько Трэкулу лет, но вряд ли он годится мне в отцы, а тем более в дальние предки. Но ведет себя скаегет временами как ворчливый, но заботливый дедушка. Или мне так кажется. У меня деда не было, сравнить не с кем.

Кстати, о родственниках.

– Трэк, что думаешь о работенке в Туманном Озере?

– У тебя дома, что ли? – сообразил скаегет. – А что там? Сарай починить?

– Всё проще. Дяде нужны наемники.

– А дядя у тебя кто?

– Адмирал в отставке.

– О как. А он нас вообще на порог пустит? Скажет ещё – что за оборванцы приперлись.

– Во‑первых, Туманное Озеро принадлежит мне, кого хочу, того и приглашаю. Во‑вторых, от территории, куда можно кого‑то не пустить, остались дом да парк, остальное давно нарезано на участки и отдано в аренду. В‑третьих, странные у тебя представления об оборванцах. И, наконец, дядя сам предлагает контракт.

– Дядя родной? – Трэк задумчиво почесал бороду. – Как же он с тобой по контракту рассчитываться будет?

– Понятия не имею. Может, вы с Мокридой без меня сходите? Пригласите кого‑нибудь третьим?

– К твоему дяде и без тебя? Как‑то не тоё. Поговори с Мокридой, чему ее на юридическом пять лет учили? Так вывернет, ни один червяк не подкопается. Заодно спросишь, согласна ли она идти. Что, кстати, за дело? Может, мы за такие и не беремся.

– Понятия не имею.

Мы решили, что сразу в Туманное Озеро не поедем, остановимся для начала в гостинице в близлежащей деревушке, я встречусь с дядей, узнаю, зачем ему нужны наемники. Если работа нам подходит, тогда Мокрида и Трэк начнут колдовать над наиболее выгодными для нас условиями контракта. Если нет – просто уберемся восвояси.

Честно сказать, я бы вовсе не возвращался в родной дом. Ностальгия, воспоминания детства? Благодарю, покорно, лучше б их совсем не было.

В своей жизни я наделал много ошибок. Первая из них – что вообще народился на свет. Мама не хотела иметь детей, а когда стало ясно, что появление младенца неизбежно, надеялась, что это хотя бы будет девочка. На семейных собраниях мне потом не раз рассказывали, что редко увидишь на лице роженицы, впервые взглянувшей на своего ребенка, такое разочарование и отвращение.

Отец интересовался мной ровно до того момента, когда понял, что в колыбели лежит оборотненок. После чего вернулся на свой корабль. Лусебруны издавна служили на флоте, а оборотню там точно не место. Парусник в открытом море – замкнутый неустойчивый мирок, где гораздо чаще, чем об этом принято говорить, сходят с ума из‑за оторванности от земли, однообразия пейзажа и общества, тяжкого труда, жажды. Здесь происходят бунты и поножовщины, и легко представить, что может натворить потерявшие над собой контроль существо, наделенное помимо когтей и клыков проворством и силой зверя.

Капитан парусника «Победитель гроз» сгинул вместе со своим кораблем в южных морях, когда мне сравнялось восемь лет. Через неделю мама навсегда уехала из Туманного Озера. Заботу обо мне взял на себя дядя, младший брат отца. Он не был добр и внимателен, скорее, наоборот, зато никогда долго и со вкусом не рассуждал вслух о моих недостатках, и не жаловался, что я своим появлением на свет загубил его жизнь. Хотя Сэульв Лусебрун как раз имел на это право: чтобы всерьез заняться воспитанием племянника, адмиралу пришлось выйти в отставку.