Обреченные пылать

Союз Руперта и Пени нельзя назвать ничем иначе, как только судьбой. Руперт МакГрат был родом из нашего города, но так как он был намного старше нас (Энтони, самый старший ребенок в нашей семье, был на четыре года младше Руперта, а остальные дети, в арифметической прогрессии, ещё младше), наши пути с этим “взрослым парнем” прежде не пересекались. Если честно, наши семьи вообще не знали о существовании друг друга, пока Руперт не познакомился с Пени в Лондоне и позже не выяснилось, что они являются земляками.

К моменту же, когда Руперт решил познакомить Пени со своими родителями, те уже успели нарыть информацию о семье, из которой происходила его возлюбленная. Неудивительно, что они остались недовольны тем, что узнали о нас, так как к тому времени о нашей семье уже весь город гремел – мы были на языках даже у маленьких детей. Плюс ко всему родители Руперта присмотрели своему единственному сыну “отличную партию” в лице четвёртой дочери какого‑то столичного дипломата, от которой сейчас они сами пребывают в шоке – в итоге, к своим тридцати годам, девушка из высшего общества превратилась едва ли не в алкоголичку, при этом успев четырежды развестись и при этом умудриться не завести ни единого ребёнка. Мать Руперта до сих пор хлопает в ладоши и возводит взгляд к небесам, когда благодарит высшие силы за то, что её сына миновала сия чаша. Но прежде она умоляла те же силы, чтобы Руперт бросил “ущербную”, “неполноценную”, немую девчонку из неблагополучной семьи. Родители Руперта даже не побрезговали его страшить тем, что от “неполноценно развитой” девушки могут родиться аналогичные дети, что, в итоге, закончилось для них хотя и непродолжительным, но серьёзным разрывом с сыном – Руперт прервал своё общение с родителями на год, но Пени, сразу после обручения с возлюбленным, уговорила его на примирение с родителями.

У мистера и миссис МакГрат было ровно десять месяцев перед назначенной датой свадьбы, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что их сын женится на той, кого выбрало его сердце, либо они с лёгкостью могли потерять его навсегда – других вариантов Руперт им попросту не предоставил. За это время мистер МакГрат и наш отец без проблем смогли найти общий язык посредством совместной рыбалки, однако миссис МакГрат, не смотря на все свои действительно искренние старания, за прошедшие десять месяцев так и не смогла принять Пени.

Отношение свёкра и, в отдельности, свекрови к Пени кардинально изменилось только после того, как она впервые забеременела. Миссис МакГрат словно оттаивала, наблюдая за тем, как у моей сестры растёт живот. Говорят, что когда миссис МакГрат узнала о том, что у неё будет первый внук, она взвизгнула и едва ли удержалась, чтобы не подпрыгнуть к потолку. Первая беременность Пени определённо улучшила её отношения с родителями Руперта – их буквально магнитило к её животу.

К моменту этой беременности Руперт, не без помощи своих достаточно обеспеченных родителей (отец – судья, мать – журналист) достроил дом на улице, примыкающей к той, на которой выросла его жена, и они с Пени перебрались из съёмной квартиры Лондона обратно на свою малую родину, уже в личные апартаменты. Пени не хотела уезжать далеко от отца, и Руперт только поэтому решился строиться в этом городе, до этого желая перебраться в окрестности Бирмингема, запавшие ему в душу ещё в детстве. Данный факт заставил миссис МакГрат, уже не надеющуюся отговорить сына уезжать так далеко, сделать ещё один шаг в сторону своей невестки. Впоследствии, Руперт, в компании обоих отцов, завершил строительство своего дома уже спустя восемь месяцев кропотливого труда.

И хотя Пени всего лишь переехала на соседнюю от нас улицу, казалось, будто она перекочевала в совершенно иной мир: уютный двухэтажный домик с просторными комнатами, верандой и балконом, красивым палисадником, белым заборчиком и прудом с золотыми рыбками на заднем дворе. Я любила зависать здесь после занятий в старшей школе. Казалось, будто Руперт создал для моей сестры отдельный, идеальный мир, только чтобы видеть, как она улыбается ему одному. И у него были причины желать подобного.

Не смотря на свою немоту, Пени была словно магнит для мужских взглядов. Все дети в нашей семье были красивыми, но особенно красивыми были девочки. У Пени ещё в школе было много поклонников, на которых она не обращала никакого внимания, занимаясь вышивкой, рисованием или просто читая лучшие из книг всех времён. В то время как Энтони в свои восемнадцать лет перецеловал не один десяток девчонок, а четырнадцатилетний Джереми косо смотрел на каждую девчачью юбку, шестнадцатилетняя Пени, в отличие от своих ровесниц, словно даже и не думала о том, чтобы завести с кем‑нибудь отношения. Родители даже начинали немного переживать о её половой зрелости, как вдруг на пороге нашего дома нарисовался Руперт и у неё всё сложилось с ним с первого раза, словно его одного она и ждала. Вот только Пени не рассказывала родителям о том, что Руперту буквально стопками приходилось отстранять от неё назойливых ухажеров, что зачастую разжигало в нём нешуточную ревность. Доходило до того, что вместо запланированного похода в кино или бар, где на его девушку неизбежно заглядывались другие парни, он выпрашивал у Пени выходные, безобидно проведённые с ним в постели.

На самом деле поводов для ревности у Руперта была масса: какой‑то парень начал подкатывать к Пени в метро, пока он отвлёкся на покупку проездных билетов, ещё один попросил номер её телефона пока Руперт расплачивался с официантом и ещё один напрямую предложил ей свидание в момент, когда Руперт отошёл к тележке с мороженым. И это всё в течении одной недели, после которой Руперт месяц не отходил от Пени, буквально прижимая её к себе в общественных местах. Подобные инциденты не прекращались и после их помолвки, и после свадьбы, в общем, до тех пор, пока Пени не переехала из большого города обратно в глушь, после чего Руперт словно вздохнул с облегчением, спрятав свою драгоценность подальше от чужих глаз. Пени только потому и согласилась выйти так рано замуж, чтобы Руперт прекратил дергаться по поводу того, что она может уйти к другому мужчине. Он не мог просто принять тот факт, что она не может жить без него. Да, многих парней впоследствии отталкивала её немота (многих, но не всех), но основным фактором её зацикленности на Руперте была невероятная, безмерная, я бы даже сказала настоящая любовь. Их брак был основан именно на ней. И всё же что‑то мне подсказывает, что Руперт до сих пор боится потерять мою сестру. Столь сильный страх в его сердце зародился после того случая, когда они едва не порвали спустя год своих невероятно чувственных отношений.

Толчком к до сих пор единственной их сильной размолвке стала именно ревность. Друг Руперта, теперь уже бывший, начал делать весьма многозначительные комплименты в сторону Пени, на которые она отвечала лишь улыбкой, а уже спустя неделю после их знакомства этот парень наизусть выучил одну‑единственную фразу жестами, от которой у Руперта буквально пар из ушей пошёл. Это произошло в пятничный вечер в одном из столичных баров: Руперт пересекся с парой‑тройкой своих друзей, некоторые из них пришли со своими девушками. Среди друзей было и несколько одиноких парней, в состав которых входил и неравнодушно смотревший на Пени блондин. Когда все уже достаточно залились пивом, этот парень, не стесняясь Руперта, обратился к недавно пришедшей Пени и языком жестов произнес: “У тебя настолько красивые глаза, что я хотел бы утопать в них вечность”. Руперт мгновенно вытащил парня за шкирки из бара, однако Пени успела разнять их прежде, чем они наделали бы глупостей. В итоге Руперт около получаса отчитывал Пени за то, что она когда‑то улыбалась этому идиоту, на что Пени не выдержала и сбежала из их съёмной квартиры к подруге, которую недавно, как визажист, оформляла невестой. Не прошло и суток, как гнев Руперта сменился страхом. Прожив же неделю без Пени под мышкой, он едва ли не обезумел от ужаса, лишь на восьмой день разыскав её на квартире общей знакомой. Они были на грани, от которой оба едва не сошли с ума. Больше эти двое никогда не отпускали друг друга. В буквальном смысле никогда. Руперт даже присутствовал на родах своих детей.

Рэйчел родилась абсолютно здоровым ребёнком уже спустя два дня после шумно отмеченного нами двадцатитрехлетия Пени. Хотя все и молчали об этом, всё же мы все опасались того, что немота Пени может передаться и её ребенку тоже, но, хвала небесам, ничего подобного не произошло.